Измена. Бывшая любовь мужа - Милана Лотос

просто стояли рядом, две женщины, которых он считал своей собственностью. Она молча протянула руку и сжала мою ладонь. Одно короткое, сильное, почти мужское пожатие.

В нем было все: и «прости за все», и «спасибо, что была сильнее», и «мы это пережили».

Вардан ждал у машины, прислонившись к дверце. На его лице читалось облегчение, но в глазах оставалась тревога. Он открыл руки, и я шагнула в его объятия. Я не расплакалась от счастья. Я просто прижалась к его груди, уткнулась лицом в его плечо и закрыла глаза, вдыхая знакомый, надежный запах его кожи, смешанный с запахом свежего воздуха.

— Все, — прошептал он. — Все, родная. Первый раунд мы выиграли.

— Он этого так не оставит, — тихо, почти беззвучно, выдохнула я. — Это не конец. Ты слышал, что он сказал адвокату?

— Я знаю, — тихо ответил Вардан. Его губы коснулись моих волос. — Но это начало конца. Ты не просто выиграла суд. Ты победила его самолюбие. Ты показала всем, что он не Бог и не султан, а всего лишь человек. И очень неприятный. Для него это хуже тюрьмы. Его империя рушится. А быть может уже разрушена.

Глава 41

Первые несколько дней после суда я летала.

Нет, не буквально, конечно. Но внутри было ощущение легкой, почти воздушной победы. Тёма смеялся чаще, солнце за окном казалось ярче, а кофе по утрам — ароматнее. Даже шрам на животе ныл меньше. Это была иллюзия, хрупкая, как мыльный пузырь, и я знала это. Но я решила, а почему бы сейчас, в ней не понежиться.

Пузырь лопнул в среду утром в цветочной лавке.

Я уже выбрала несколько веточек эустомы для дома и протянула продавщице свою карту. Она провела ею по терминалу раз, другой, потом посмотрела на меня с легкой жалостью.

— Не проходит, милая. Заблокирована. Может еще есть?

— Давайте еще раз попробуем, — жалостливо посмотрела я на продавщицу, сердцем понимая, что не сработает.

— Хорошо, — улыбнулась женщина и вновь провела картой по терминалу. Сигнал. Я сжала губы и опустила глаза от стыда. — Нет. Не работает.

Сердце пропустило удар.

Это была наша общая карта, привязанная к счету, который мы открывали когда-то вместе для «семейных нужд». После развода я собиралась разобраться со счетами, но руки не доходили. Оказалось, его руки дошли быстрее.

Я попробовала другую, свою личную, с теми крохами, что скопила за последние месяцы. Она сработала. Но холодок страха уже заполз под кожу.

Вечером пришел Вардан.

Не с цветами и улыбкой, а с потухшим взглядом и смятым в кулаке листком бумаги.

— Налоговая, — бросил он коротко, скидывая пальто. — Внеплановая выездная проверка. По анонимному сигналу о «крупных сокрытиях». Весь архив увезли. Мои бухгалтера и юристы сегодня ночью работают. И похоже, что и завтра.

Вардан сел на стул, провел рукой по лицу. Я никогда не видела его таким… подавленным. Даже в самые тяжелые дни.

— Это он, да? — тихо спросила я, хотя ответ был очевиден.

— Кто же еще, — хрипло усмехнулся Вардан. — Он знает, что я твоя опора. Значит, нужно выбить почву из-под ног у меня. Разорить, завалить проверками, чтобы мне было не до тебя. Классика. Грязно, но эффективно.

Мы сидели в тишине, и эта тишина гудела тревогой. Моя маленькая финансовая опора — под угрозой. Бизнес любимого мужчины, его репутация — под ударом. Это было, как первая брешь в стене нашей только что отстроенной крепости.

А на следующий день раздался звонок от Янины. Ее голос в трубке дрожал не от грусти, а от бессильной ярости.

— Варя, ты не поверишь… В садик к Марише пришла анонимка. Что я, якобы, подвергаю ребенка «психологическому насилию», что она ходит в синяках, запугана… Вчера меня вызвала заведующая, показала бумагу. Девочку временно отстранили от занятий. До проведения… проверки. Варь, ее могут у меня забрать, — разрыдалась бывшая подруга.

У меня перехватило дыхание. Не просто анонимка. Ложное обвинение в жестоком обращении с ребенком. Это был удар ниже пояса, самый грязный, самый подлый из всех возможных.

— Он не мог… — начала я, но голос сорвался.

— Мог! — почти выкрикнула Янина. — Оооо, еще как мог! Ему лишь бы сделать больно. Через ребенка! Через мою Маришку! Он знает, что это убьет меня!

Мы говорили еще несколько минут, но я уже почти ничего не слышала.

В ушах стоял звон. Он бил по самому больному. По детям. Не судами теперь, не адвокатами — а грязными, анонимными интригами, которые могут оставить шрам на репутации навсегда. Янина могла потерять право видеться с дочерью. А что, если следующая анонимка придет в опеку… на меня?

«Мать-одиночка, живущая на средства другого мужчины, с нестабильной психикой…» Страшные, липкие мысли цеплялись одна за другой.

Я подошла к кроватке, где спал сын. Его розовые щечки, беззащитно сложенные ручки. Мое солнце. Мой смысл. И где-то там, в темноте, этот человек наводил на него прицел. Не прямо, а исподтишка, пытаясь отнять у него мать, лишить его покоя, безопасности.

Ко мне подошел Вардан.

Он молча обнял меня сзади, прижав подбородок к макушке.

— Он хочет показать, что все еще дергает за ниточки, — прошептала я, глядя на сына. — Что даже проиграв публично, он контролирует нашу жизнь. Что мы все еще в его клетке.

— Он ошибается, — тихо, но с железной уверенностью сказал Вардан. — Это не контроль. Это конвульсии раненого зверя. Он мечется и бьет во все стороны, потому что понял — его власть иллюзорна. Он пытается вернуть себе ощущение силы, пусть даже такой, грязной.

— Но он бьет по детям, Вардан, — голос мой сломался. — По нашим детям. Это… это уже не война. Это что-то бесчеловечное.

Он повернул меня к себе. В его глазах горел тот же холодный огонь, что и во мне.

— Тогда мы ответим. Не на его уровне. Мы будем чище. Мы будем умнее. У тебя есть я. У тебя есть Янина. У тебя есть правда. А у него остались только грязные трюки и деньги, которые скоро закончатся, если он будет тратить их на борьбу с ветряными мельницами. Он разбудил не одну фурию, Варя. Он разбудил трех. И мы его достанем. Все вместе.

Глава 42

Звонок ворвался в тишину позднего вечера, когда Тёмочка, наконец, уснул, а я, уставшая, пила чай на кухне. Глядела в темное окно и думала о том, посплю я сегодня или буду, как вчера, скакать сайгаком вокруг сына.

Но звонок оторвал меня от тревожных мыслей и заставил