Император ярости - Джаггер Коул

Со стоном я опускаю руку и освобождаю свой член. Моя рука обхватывает набухший ствол, жестко дроча, пока я наслаждаюсь вкусом ее сладкой, липкой киски на моих губах и языке.

Эта женщина чертовски вкусна, и я собираюсь проглотить каждую каплю.

Ее бедра начинают извиваться, стоны становятся громче и настойчивее. Я погружаю язык в ее лоно, неглубоко трахая ее, прежде чем зажать клитор между губами. Мой язык беспощаден, мои пальцы ласкают и дразнят ее кожу, пока ее спина выгибается.

— Мааал… — она тихо стонет во сне, прежде чем резко ахает и дергает бедрами, все еще спя. Мне нравится вкус ее сока, когда он заливает мой язык и губы. Но то, что сводит меня с ума, — это то, что я услышал прямо перед этим.

Мое имя.

Она сказала мое чертово имя.

Со стоном я встаю, вставая между ее бедер и удерживая ее трусики в стороне, пока дрочу свой набухший член. Мои яйца сжимаются, и я сдерживаю рык, когда густая сперма вырывается из головки моего члена.

Я стону, дроча снова и снова, пока моя горячая, липкая сперма разбрызгивается по киске и бедрам Фреи. Наблюдаю с тьмой, пылающей в глазах, как белые полосы спермы стекают по ее розовым губам, через анус и вниз по бедрам.

Помечая ее как мою.

Я все еще не закончил.

С членом все еще на виду, я обхожу к изголовью кровати и опускаюсь на колени рядом с ее спящим лицом.

Провожу головкой члена по ее губам, стону, когда вижу, как еще несколько капель моей спермы стекают на ее губы.

Ты чертовски моя…

Встаю и возвращаю ее трусики на место, стискивая зубы со стоном, когда наблюдаю, как вся моя сперма впитывается в них. Затем я укладываю ее обратно в постель, отодвигая волосы от ее лица, прежде чем мой большой палец касается точки пульса на ее шее.

Я мог бы остаться здесь на часы, наблюдая за ней, одержимый тем, как она заставляет меня чувствовать, что я не сломанный монстр, каким являюсь. Но я не могу. Не сегодня.

Бросаю на нее последний взгляд, мои пальцы зудят, чтобы снова прикоснуться к ней. Притянуть ее ближе и никогда не отпускать.

Трахнуть ее.

Вместо этого я отступаю, выскальзывая из комнаты так же тихо, как и вошел.

Особняк совершенно тих, пока я возвращаюсь в кабинет и на маленький балкон снаружи, ранний утренний свет только начинает проникать через окна. Глубоко внутри меня тьма все еще там, грызя в глубине моего живота и напоминая мне, кто я есть.

Когда выхожу в прохладный утренний воздух, я чувствую флешку в кармане. Это немного, но достаточно, чтобы дать мне причину продолжать копать. Достаточно, чтобы удержать меня рядом с ней.

Я все равно не могу отпустить.

Не сейчас. Никогда.

24

ФРЕЯ

Прохладный вечерний бриз касается моей кожи, когда я схожу с гладкого частного самолета на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей к взлетной полосе. Небо над Киото — идеальный сумеречный пейзаж, с глубокими фиолетовыми и синими оттенками, окутывающими далекий город умиротворяющим светом.

Сам воздух здесь ощущается иначе — спокойным. Тихий гул частного аэродрома, укрытого в холмах над Киото, окутывает меня, и я позволяю миру и спокойствию этого момента проникнуть в меня.

То есть, пока это спокойствие и умиротворение не разбивается пронзительным криком.

Я сияю, когда мое внимание переключается на Аннику, которая ждет меня у подножия лестницы, широкая улыбка на ее лице. С криком я бегу вниз к ней.

Как только мои ноги касаются взлетной полосы, она визжит от восторга, бросаясь ко мне. Без колебаний я бегу навстречу, и мы сталкиваемся в крепких объятиях, смеясь и кружась, словно не виделись годами.

— Я так по тебе скучала! — восторженно говорит она, отстраняясь ровно настолько, чтобы держать меня на расстоянии вытянутой руки, ее глаза сияют от радости. — Это будет лучшая неделя в жизни. Кензо и все остальные так рады, что ты здесь!

Я улыбаюсь и пытаюсь сосредоточиться на ее восторге и искренней радости, пока она продолжает болтать, но все, о чем я могу думать, — это кто не будет рад меня видеть.

Мал.

Прошло почти неделя с той ночи в клубе, и — что неудивительно он снова полностью замолчал. Ни звонков, ни сообщений. Ничего. Я узнала о том, что он находится в Киото, только из социальных сетей других людей, которые я, возможно, случайно посетила.

Что?

Как бы я ни хотела сказать, что была права, уйдя и сказав ему, что наше соглашение закончено, я не могу врать.

Мне ужасно не хватает его рядом. Это как если бы он подсадил меня на себя, а затем перекрыл поставки. Я ненавижу ту боль, которую его отсутствие вызывает во мне — эту грызущую пустоту, которая тянет и тянет меня в его сторону, как бы я ни старалась сопротивляться. Ненавижу, как часто ловлю себя на надежде на сообщение, зная, что оно никогда не придет.

Я ненавижу, как сильно все еще хочу его, несмотря на хаос, который он приносит в мою жизнь. У меня даже были невероятно яркие сны, от двух из которых я просыпалась неприлично мокрой и буквально задыхающейся.

Отбросив эти мысли, я сосредотачиваюсь на Аннике, которая все еще оживленно болтает, пока ее глаза вдруг не расширяются, и она смотрит мимо меня.

— Боже мой! Я гадала, приедешь ли ты на самом деле.

Кир усмехается, спускаясь по лестнице, за ним следует тихий, как обычно, Исаак.

— Учитывая, что мы заключили этот мирный договор с якудзой…

— Ты имеешь в виду, учитывая, что я вышла замуж за якудзу, но да, пожалуйста, продолжай, — ухмыляется Анника, дразня его.

Кир закатывает глаза, качая головой.

— Ну, именно. Это показалось хорошей возможностью приехать и навестить Соту. Мы можем весь день говорить о делах по телефону, но иногда важно разделить хлеб и выпить с союзниками.

Анника обнимает сначала его, а затем Исаака, после чего мы все загружаемся в машины и покидаем аэродром. Япония всегда была в моем списке желаний, и Киото потрясающий, так что я прилипаю лицом к окну, пока мы едем через живописные холмы, впитывая все это.

Голос Анники становится заговорщическим, когда она шепчет мне о поместье Кензо.

— Это место невероятное. Кензо взял его у главы другой семьи якудзы, которую он… ну, ты