Судьба в наследство. 2. Судьба в наследство - Елена Александровна Ковалевская

Камера оказалась небольшой, всего пять на шесть шагов, под самым потолком находилось крохотное оконце, забранное настолько толстыми прутьями решетки, словно без нее заключенный смог бы сбежать, предварительно уменьшившись до размеров кошки. В ней ничего не было - ни лавки, ни жесткого топчана, только пыточный инструмент называемый 'молитвенным стулом ' стоял у стены, напоминая о возможных последствиях, если вдруг допрашиваемый откажется отвечать. В дальнем углу, нервно перебирая четки, стоял мужчина: все еще грузный, но уже осунувшийся от недолгого заключения, босой и во власянице. В нем с трудом можно было узнать прежнего холеного и лоснящегося старшего викария Адельма.

Когда дверь открылась, он вздрогнул, нервно оглянулся на вошедших, а потом вновь принял отрешенный вид. Однако его щека нервно подрагивала, выдавая чрезмерное напряжение.

Констанс, намеренно затягивая паузу, неспешно оглядел камеру, затем, подойдя к креслу, утыканному шипами длиной в палец, потрогал один из них, словно проверяя остроту, и отдернул руку, будто уколовшись.

Пока епископ осматривал помещение, сопровождающие его братья находились на пути меж ним и старшим викарием Адельмом, на случай если тот рискнет броситься на его преосвященство.

Тут дверь в камеру вновь распахнулась и конвоир, который привел сюда, принес небольшое раскладное креслице и почтительно поставил перед Констансом. Епископ сразу же им воспользовался. Затем точно так же было внесено второе креслице, предназначенное для секретаря. Боклерк опустился в него, поудобнее пристроил на коленях большую папку, которую до этого держал подмышкой. Потом он достал из кошеля грифельную палочку для рисования и, достав лист, приготовился стенографировать.

Епископ прочистил горло, отчего викарий нервно вздрогнул, и начал:

- В день двадцать седьмой, последнего месяца, зимы года пятьсот пятого от образования Союза по судебному уложению и епископальному канону церковного управления вы - старший викарий - легат города Звенич обвиняетесь в оскорблении Божьего величия, вреде Единой Вере и государству путем ненадлежащего исполнения своих обязанностей. Согласно тому же уложению и епископальному канону к вам будет применено сокращенное судопроизводство религиозного процесса, без излишних формальностей...

- Вы не посмеете! - взвизгнул Адельм, мгновенно сбросив с себя напускное спокойствие; руки его тряслись. Он как легат города прекрасно знал, что представляет собой религиозный процесс. - Судья не выносил своего вердикта!

Но его преосвященство, как бы не замечая выкриков старшего викария, продолжал:

- На все время судебного дела на вас накладывается суспензия с отстранением от должностных обязанностей. Пока судья от Ордена Ответственных не прибыл к месту проведения процесса, я как старший из присутствующих священнослужителей по Церковному Праву, дабы не затягивать время разбирательства, проведу с вами беседу, содержание которой обязуюсь передать прибывшему судебному исполнителю. Свидетелями при этом будут братья-сопровождающие Дитварт и Жерар, в качестве писца брат Боклерк и в роле судебного обвинителя - первый достойный доверия Ордена Святого Варфоломея Карающего епископ Констанс.

- Это безмерная наглость! Меня, легата города, обличенного полномочной властью...

- Во имя Веры и Господа нашего обязываю говорить истинную правду, аки перед судом Божьим, поскольку сам Всевышний возложил заботу о Церкви на плечи Папы и сделал неограниченным владыкою Ее, так и я старший священнослужитель выполняю Его волю и привожу к присяге раба Божьего Адельма. После этих слов вышеназванный обязуется отвечать правдиво, поскольку речи его будут занесены в протокол беседы и станут считаться фактами, учитываемыми при вынесении судебного решения.

- Вы мерзавец, воспользовавшийся беспомощным положением моего ордена! - несмотря на напускную браваду, и попыткой за громкими выкриками скрыть страх, голос викария начал подрагивать; Констанс вел делопроизводство с уверенностью опытного законника.

- Для обвинения и подтверждения вашей вины достаточно одного из троякого доказательства. Первое - очевидность поступка, второе - закономерные доказательства свидетелей, третье - личное признание вины. После этого вашу судьбу будет решать Церковный Суд, или если до момента вынесения решения будет применена деградация, вы будете преданы светской власти для вынесения ею решения.

- Вам просто так не сойдет с рук, - уже гораздо тише добавил Адельм; к концу речи епископа его напор стих окончательно.

- При приведении к присяге и объяснении каким образом будет рассматриваться его дело, обвиняемый троекратно угрожал исполняющему обязанность судебного обвинителя, - не меняя интонации, так же бесстрастно произнес Констанс. - Прошу занести это в протокол и пометить, что если далее обвиняемый продолжит поносить ведущего с ним беседу, а так же присутствующих при оной с ним лиц, принять это как одно из доказательств его виновности.

Викарий побледнел, силясь сровняться цветом лица с власяницей, а серостью закушенных губ - с каменными стенами. Теперь он окончательно поверил, что его преосвященство не шутит, и мгновенно задавил в себе новый вопль протеста, опасаясь навредить себе еще сильнее.

Констанс же, чуть приподняв бровь, подождал - не скажет ли что обескураженный словами викарий и, спрятав довольную улыбку за коротким покашливанием, возобновил речь:

- Поскольку была возможность подозревать, что обвиняемый мог скрыться бегством, его заключили в темницу. А в доме был произведен тщательнейший обыск, в результате которого были обнаружены два тайника с кошелями, в которых лежало по четыреста и триста пятьдесят монет золотом соответственно, и еще один со шкатулкой с самоцветными каменьями, оцененными стоимостью на восемьсот монет золотом и тридцатью серебром. Признаете ли вы обвиняемый эти ценности своими, если нет, то каким образом они могли попасть к вам?

Чтобы как-то справиться с потрясением, в которое повергли слова епископа, Адельм принялся глубоко дышать. До сего момента он считал, что все его тайники обнаружить очень сложно, но даже если их и найдут, то его непосредственный начальник епископ-суффраган которому он подчинялся, с помощью тех же денег поможет выкрутиться из любой неприятности. На деле это оказалось совершенно не так.

Путаясь в словах, викарий довольно нервно начал оправдываться:

- Эти средства были получены мной от благочестивых прихожан... И я... Я собирался передать их в ведение своего диоцеза, когда в город прибыл бы епископ-суффраган, которому я подотчетен.

- По показанию вашего помощника эти средства находятся у вас довольно давно...

- Я не решался передать их с простым нарочным, опасаясь нападения по дороге, - тут же перебил Констанса викарий, пытаясь отвертеться. - Лишь когда смог бы прибыть его преосвященство епископ-суффраган Цилезарий с достаточной охраной я передал бы средства прихожан без опасения.