Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

– В этом нет нужды, – возразила дочь Великолпеного, – я только посмотрю на въезд короля и вернусь в монастырь.

– Я долго думала, преподобная матушка, и решила принять постриг в Святой Лючии, – объяснила она удивлённой настоятельнице.

При этом девушка умолчала, что отлучка из монастыря была ей нужна для того, чтобы в последний раз взглянуть на Амори де Сольё.

– Ты хорошо всё обдумала, дитя моё? – ласково спросила мать Маддалена, в то время как её племянница словно онемела.

– Да.

– И всё-таки, Лоренца, по моему мнению, Богу не угодна твоя жертва.

– Почему, преподобная матушка? Разве ты сама не ушла в монастырь, отказавшись от своего жениха?

– Я – другое дело, – после паузы ответила настоятельница. – Выслушай мою историю, Лоренца, и ты поймёшь, что неправа. У моих родителей не было детей кроме меня и моей младшей сестры Бьянки. Они были очень хорошими и добрыми людьми, но слишком уж любили меня и потакали мне во всём. А излишняя свобода губительна для молодой девушки.

Помолчав немного, мать Маддалена продолжала:

– В возрасте семнадцати лет меня обручили с мессиром Роберто деи Альбицци. Не знаю, почему он посватался ко мне, а не к Бьянке. Ведь она гораздо красивее меня и умеет сдерживать свои чувства. В то время как я безоглядно отдала своё сердце не своему жениху, а другому мужчине, который, к счастью, даже не подозревал об этом…

– Почему, тётушка? – не выдержала Джованна.

– Потому что он был женат и имел детей. В общем, я тянула с венчанием, сколько могла, а потом заявила родителям, что хочу посвятить себя Богу. Несмотря на своё разочарование, они позволили мне стать послушницей Святой Лючии. А мой жених достался Бьянке. Пятнадцать лет спустя, когда умерла прежняя настоятельница монастыря, правитель Флоренции из уважения к моему происхождению передал мне её должность.

– И вот, должна вам признаться, дети мои, – мать Маддалена грустно посмотрела на притихших девушек, – я жалею, что когда-то приняла постриг.

– Ты мне никогда об этом не говорила, тётушка, – тихо произнесла молодая Альбицци.

– Значит, не было повода, – ответила настоятельница. – Поверь мне, что ни ты, Джованна, ни Лоренца, не годитесь для монастырской жизни. Хотя ты и заявила мне, племянница, что уйдёшь в монастырь, если твои родители откажутся дать согласие на твой брак с Томмазо Кавальканти.

Под изумленным взглядом Лоренцы Джованна слегка покраснела, а мать Маддалена закончила:

– Только люди фанатичные или разочаровавшиеся способны целиком посвятить себя Богу. В вас же обеих слишком много жизни и любви. Так боритесь же за свою любовь и не повторяйте моих ошибок.

– Значит, Лоренца может собираться, тётушка? – как о чём-то решённом сказала Джованна.

– Да, но с вами отправится также сестра Августина. Я хочу, чтобы она помогла Франческе присмотреть за тобой и Лоренцей.

– Но у меня нет одежды, – вспомнила Лоренца.

– К счастью, я не отдала её бедным, а припрятала у себя, – успокоила девушку мать Маддалена, – так как чувствовала, что она ещё тебе понадобится.

Однако Лоренца попросила оставить ей скромное платье послушницы, поверх которого набросила голубой шерстяной плащ, подаренный настоятельницей. Вручив ей только что написанное письмо, мать Маддалена сказала:

– Я прошу в нём мессира Роберто приютить у себя Лоренцу де Нери, мою крестницу, так как при сложившихся обстоятельствах ему лучше не знать, что ты – дочь Великолепного. Ну, а если тебе вдруг понадобится моя помощь, ты знаешь, где меня найти.

– Благодарю тебя за всё, преподобная матушка.

Тёмные глаза настоятельницы внезапно увлажнились:

– Пообещай мне, Лоренца, что ты не уедешь из Флоренции, не простившись со мной.

– Обещаю.

Ради Карла VIII ворота Сан Фредиано снесли с петель, выломали часть стены и засыпали ров, а по пути его следования горожане украсили свои дома. Даже с помощью слуг две подруги и монахиня вряд ли смогли бы пробиться сквозь толпу зевак, несмотря на дождь, собравшихся поглазеть на короля. Поэтому они укрылись под навесом ближайшей церкви, двери которой были украшены золотой надписью: «Король, мир и восстановление свободы». Отсюда поверх людских голов им хорошо была видна дорога, по которой должен был проехать Карл. Неожиданно из толпы вынырнул Фичино.

– Рада встрече с тобой, сэр Марсилио, – кивнула ему Лоренца, перед мысленным взором которой ожили образы дворца Медичи и виллы в Кареджи.

– Я тоже рад. Говорили, что ты покинула Флоренцию.

– Нет, я жила в монастыре Святой Лючии, – сдержанно ответила дочь Великолепного. – А как здоровье графа Мирандолы?

Лицо главы неоплатоников внезапно вытянулось:

– Пико отдал Богу душу.

– Когда? – девушке было искренне жаль учтивого и деликатного графа.

– Сегодня на рассвете.

– А от чего он умер?

– Утром двадцать первого сентября Мирандола отправился, как обычно, послушать воскресную проповедь в Сан Марко. Потом зашёл ко мне и рассказал, что когда фра Джироламо во время проповеди, окинув взглядом церковь, воскликнул так, как он один умеет, подобно удару грома: «Се наведу воды на землю!», всех присутствующих охватил несказанный ужас, а граф, по его словам, ощутил, что волосы его встали дыбом, и он весь похолодел в предчувствии несчастий ещё невиданных. Вернувшись домой, Пико уничтожил все свои любовные песни на народном языке, сохранив только латинские трактаты, и завещал похоронить себя в одежде доминиканца в стенах Сан Марко. И вот, не прошло и двух месяцев, как Мирандола скончался от неизвестной болезни.

– Так что теперь он будет лежать рядом с Полициано, – заключил каноник.

– Как, сеньор Анджело тоже умер?

– Да, ещё двадцать девятого сентября. Перед смертью, подобно графу, он выразил желание быть похороненным в обители фра Джироламо.

– Пусть Господь упокоит их души!

– Нам всем будет не хватать Пико, – с постным выражением заметил Фичино. – Многие почитали и любили его, в отличие от Полициано, которому не могли простить его слишком тесную дружбу с Великолепным… Хотя лично я считаю, что он был довольно безобиден.

– Это Савонарола виновен в их гибели, – девушка почувствовала, что в ней снова закипает гнев, утихший было за время её пребывания в Святой Лючии. – Они просто не вынесли его пророчеств!

– Не говори так, донна Лоренца, – её собеседник боязливо огляделся по сторонам. – Учение фра Джироламо – величайшее из когда-либо бывших.

– И это говоришь ты, их друг? – Лоренца