Несмеяна для босса - Алёна Амурская

где-то в фойе. Эти знакомые звуки заставляют моё сердце биться чуть быстрее. Но не только от радости, а еще и от необходимости сказать то, что я с утра держу в себе, как острый камень под языком.

Не знаю, с чего начать. Как сказать ему, что впустила кого-то в квартиру, пусть даже ненадолго? Пусть даже Лёньку с его кодовым стуком? Это всё равно нарушает правила. Его правила.

Я слышу его шаги, глухие, ровные, будто отмеренные.

Короленко всегда двигается так, как будто не ходит, а ставит линии на плане. Потом лёгкий, почти неслышный скрип кожаного ремешка на часах, когда он поднимает руку. И уже через мгновение его тёплые ладони неспешно обхватывают меня со спины, притягивая к себе. От мягкого прикосновения его губ к моей щеке, как обычно, слегка слабеют колени.

- В чём дело? - негромко спрашивает он, не отступая ни на сантиметр. - Ты нервная, как уж на сковородке. Выкладывай.

Я тяжело вздыхаю.

- Лёнька приходил, - говорю неохотно, глядя в бликующую темноту за окном. - Передал сообщение от Дедащева. Насчет побега Глеба из СИЗО.

- Ну это не новость, - Короленко касается колкой щетиной моей кожи на изгибе шеи, и у меня внутри что-то сладко вздрагивает, отвлекая от важного разговора.

- Он ещё сказал, - продолжаю я, с усилием, - что Герман Мрачко выпустил на охоту Бейбарыса. Что он может прийти… сюда. За мной. И если он сюда ворвётся… я даже убежать нормально не смогу. С такой-то высоты… - нервно усмехнувшись, стараюсь свести свою панику к черному юмору: - Разве что в окно сигануть.

Короленко резко, почти грубо встряхивает меня и тут же сжимает в своих объятиях. Его грудь кажется напряженной.

- Не говори так больше никогда, Яна, - цедит он мне на ухо. - Даже в шутку.

- Ладно, - вздыхаю я. - Просто хотела разрядить обстановку. А то клаустрофобия какая-то из-за этой высотки. Как будто застряла в коробке без черного выхода

- А пожарная лестница тут на что? - иронически напоминает Короленко. - Она вполне себе заменяет черный выход.

- Ох, ну спасибо, что сказал, - нервно ежусь я. - Теперь мне намного легче, когда я знаю, что Бейбарыс может еще и оттуда просочиться.

- Не может. Туда можно попасть только с самих этажей, а в здание так просто не войти. Если только сама Бейбарыса не впустишь.

Короленко разворачивает меня к себе, чуть наклоняется и целует в нос, как маленькую напуганную девочку. Коротко, почти буднично. Но так, что внутри становится теплее.

- Мы справимся с этим, Яна - говорит он успокаивающе. - Ты больше не одна.

Глава 41. Последняя выходка Сары

Я как раз собираюсь включить чайник - в который уже раз за день, просто чтобы занять руки и не дать тревожным мыслям вновь расползтись, как плесень. Но не успеваю. Звонок телефона перехватывает мое внимание вспыхнувшим на нём именем.

Ольга Евгеньевна. Мать Артура.

Одно это сочетание вызывает лёгкое внутреннее напряжение, словно позвоночник вдруг стал жёстким, как натянутая струна.

Я молниеносно принимаю звонок, позабыв о чайнике.

- Яна, здравствуй, - звучит спокойное, выверенно-грудное контральто. Как всегда, без спешки, сдержанно, будто она ведёт деловую беседу. - Это насчёт Сары. Она снова ушла.

- Куда? - машинально спрашиваю я, не вполне понимая, какое ко мне отношение имеет очередная выходка взбалмошной девчонки.

- Куда глаза глядят, как обычно, - с лёгким усталым вздохом поясняет она. - Полагаю, что скорее всего она направилась к тебе. Точнее… к моему сыну. К другим в чужом городе она не пойдёт.

Я молчу, уже ощущая, как накатывает беспокойство, но не перебиваю.

- Пока не вернулся ее дядя Дибир, она числится на моём попечении, я ведь ее крестная, - продолжает Ольга Евгеньевна. - Задержи ее, если объявится, будь так любезна. Как умеешь. Я сразу за ней приеду.

- А если она так и будет продолжать убегать? - невольно любопытствую я, поражаясь чужому терпению.

- Больше не будет, это ее последняя выходка, - голос матери Короленко звучит отстраненно и буднично, с лёгкой иронией. - Как только я ее найду, то она сразу отправится обратно в Абхазию под надежным сопровождением охраны. Я собираюсь передать ее обратно в руки более близких родственников. Там ей объяснят, что такое дисциплина, прежде чем она снова решит ехать “в гости” за тысячу километров и вести себя, как трудный подросток.

Я почти слышу, как она сдерживает раздражение, пряча его под слоем ледяной иронии. Но в голосе есть и усталость. Та, что приходит после многих лет бессмысленных попыток вразумить кого-то, кто не слышит.

- Поняла, - тихо говорю я. - Хорошо, Ольга Евгеньевна. Если она тут появится, я постараюсь ее всеми силами задержать.

- Спасибо, Яна, - рассеянно благодарит она, и тут же включаются короткие гудки.

Я смотрю в потемневший экран и чувствую, как под кожей поднимается тревожная дрожь.

Если этот ходячий источник неприятностей снова прибежит к обожаемому “Айтуру”, то мне придется опять терпеть ее ядовитые подколки. Что ж… надеюсь это действительно в последний раз, и вскоре избалованная девчонка вернется на родину. Ольга Евгеньевна - на редкость разумная женщина, раз приняла такое решение, взяв на себя ответственность вместо пропадающего хрен знает где Дибира Агаева.

Не проходит и часа, как раздается сигнал домофона.

Там, внизу во дворе Сара стоит прямо перед камерой, почти впритык, заслоняя собой весь обзор, так что за её ухмылкой и растрёпанными волосами ничего не видно. Ни двора, ни машин, ни пасмурного, уже декабрьского неба. Я вижу только её лицо с прищуренной гримаской, как у избалованной актриски на кастинге.

- Приветик, Яна. Айтур дома? - недовольно тянет она. - Я к нему.

- Нет его сейчас, - неохотно говорю я. - Но ты ведь, как обычно, собираешься его караулить до последнего, так?

- Ну конечно, а ты как думала? Пока не увижу его, не уйду. Надеюсь, ты не против?

Голос у неё всё еще немного детский, с этой странной нарочитой наивностью, за которой всегда прятался почти что зрелый яд. Страшное сочетание. Она ведь с самого начала не могла не понимать, что днем Короленко практически не бывает дома. Проигнорировать бы ее нафиг…

Но я вспоминаю звонок от его матери, спокойный и жёсткий, вместе с обещанием: если