Синие бабочки - Джек Тодд

право пускать по мне слюни есть только у нее. А еще на Ванду мог надавить Тейлор, у того тоже огромные проблемы с пониманием, кто он такой и чего стоит. Каждый из них мог причинить боль моей дорогой Ванде.

Ладонь на ручке сжимается с такой силой, что белеют костяшки пальцев, а дыхание медленно тяжелеет. Спокойно, не стоит спешить. Мне вполне хватит терпения прошерстить весь студенческий корпус и перевернуть все душевые, чтобы найти милую музу. И если с ней что-нибудь случилось, ближайшие пустоши смогут принять далеко не одно тело. А коллекции бабочек моей матери хватит на всех.

Хочется выхватить из кейса нож и метнуть его в ближайшую стену, но вместо этого я криво улыбаюсь и широким шагом преодолеваю расстояние от учебного до студенческого корпуса. Комендант на посту охраны вежливо мне кивает, а я не утруждаю себя ответом. Иду прямиком к лестнице, исподлобья оглядываясь вокруг: ни студентов, ни старост академии. В общежитии почти так же тихо, как и в саду, только изредка из комнат доносятся приглушенные голоса.

Дверь в душевую на первом этаже я распахиваю резко и не церемонясь, но внутри меня встречает темнота и легкий запах сырости. Пусто. Честно говоря, мне плевать, если внутри окажется кто-то из студентов: старосты устанавливают правила, но у меня есть полное право их нарушать. А если какая-нибудь глупышка испугается и раскричится, увидев меня в женской душевой, это будут исключительно ее проблемы. Я не успокоюсь, пока не смогу убедиться, что ни в одной из ванных не застряла моя милая муза.

На второй этаж поднимаюсь в совершенно мрачном настроении, а дверь в душевую открываю с ноги. Будь моя воля, разнес бы ее вдребезги вместе с половиной второго этажа, только это не поможет. Свет здесь выключен, но где-то внутри шумит вода, а в помещении стоит резкий запах лекарств – ничуть не хуже, чем в медицинском кабинете, когда на прошлой неделе там разлетелась бутылка успокоительного. Щелкнув выключателем, прохожу внутрь и сразу же понимаю, что что-то здесь не так: под ногами хрустит битое стекло, а вода, как оказывается, включена в пустой душевой кабинке.

Запах лекарств сменяется солоноватым запахом крови, который не спутаешь ни с чем. Он забивается в нос и оседает глубоко внутри, напоминая о бесконечных ночах под калифорнийским небом – о тех ночах, что я провел наедине с жертвами, когда находился в многолетних поисках правильной музы. Кровь на полу, кровь на стенках душевых – кафельная плитка поблескивает красным на свету. Вот же дрянь.

Всего несколько шагов, и я замираю. В дальней кабинке, распластавшись по полу, лежит моя дорогая Ванда: густые темные волосы намокли и спутались, серебристая прядь напиталась кровью и окрасилась в алый, как и облепившая тело форма академии. И на ее изящной бледной шее темнеет глубокая рана.

Нет.

Никто. Не. Заберет. У меня. Ее.

Даже сама смерть.

Стянув серый кашемировый шарф, я на скорую руку перетягиваю зияющую рану моей милой музы и надеюсь, что этого хватит, чтобы дотащить ее до медицинского кабинета. У медсестры Кларк наверняка найдется что-нибудь, чтобы остановить кровь, да и вызвать службу спасения проще от лица академии Белмор.

Я подхватываю Ванду на руки, пиджак мгновенно пропитывается водой и кровью, но плевать мне хотелось на проклятую ткань. Сейчас – уж точно. Быстро скользнув ладонью по израненной шее, проверяю пульс: сердце милой музы все еще бьется. Не смей уходить сейчас, дорогая Ванда, иначе я достану тебя даже с того света и буду преследовать в аду, в раю – или что там ждет нас по ту сторону жизни. Я ведь предупреждал, что от меня тебе уже не избавиться.

И прикасаться к тебе тоже могу только я. Только я могу причинять тебе боль. Только я могу распоряжаться твоей драгоценной жизнью, милая. Я, а не кто-нибудь из проклятых студентов, посмевших прикоснуться к тебе. И я уничтожу того, кто это сделал. Точно как уничтожил крысу Уилсона, возомнившего себя всемогущим.

До боли закусив губу, чтобы отогнать в сторону полыхающий в душе гнев, я буквально пролетаю по коридору второго этажа и сбегаю по лестнице вниз. Сворачиваю в правое крыло и бесцеремонно открываю двери медицинского кабинета ногой, заставляя сидящую за столом медсестру вздрогнуть. Она открывает рот, чтобы возмутиться, но в итоге не говорит ни слова: с удивлением смотрит на раненую Ванду у меня на руках и подскакивает из-за стола, чтобы отодвинуть ширму и пропустить меня к кушетке.

– Господи, что произошло, профессор Эллиот? – спрашивает она, натягивая перчатки.

– Мне тоже хотелось бы узнать, – сквозь зубы цежу я и аккуратно укладываю милую музу на кушетку. Она едва слышно скулит от боли, но в себя не приходит. Сомкнутые веки часто подрагивают, дыхание почти не считывается, а кожа побледнела настолько, что Ванда стала похожа на привидение. – Я нашел мисс Уильямс в женской душевой на втором этаже. Но с этим мы разберемся позже. Вы сможете ее подлатать?

– Рана выглядит глубокой, но, думаю, справлюсь, – кивает Кларк, ощупывает рану и подтягивает к себе поближе металлический столик на колесиках. – Академии сейчас ни к чему скандалы, так что обойдемся без вызова врачей. Вы сообщите о произошедшем ректору Стилтону?

Академии не нужны проблемы? Ты даже не представляешь, какие проблемы я могу устроить нашей академии, если с моей милой музой что-нибудь случится. И убийство того, кто прикоснулся к ней, – меньшее из зол. Если понадобится, я разберу каждый корпус по кирпичику и перережу глотку всем, кто скажет мне, что Ванда не стоит «проблем», которые из года в год придумывает себе Стилтон.

И все же я натягиваю на лицо вежливую улыбку и говорю лишь едва заметно подрагивающим от злости голосом:

– Да, я поставлю его в известность. И вернусь в кабинет.

– Хотите еще немного поработать? – усмехается она как ни в чем не бывало. Обрабатывает рану Ванды ватными тампонами, промывает и поглядывает на лежащие в лотке на столике хирургические иголки.

– В медицинский кабинет, миссис Кларк. Я хочу подождать, пока не очнется мисс Уильямс.

– Зачем? Не переживайте, профессор, я справлюсь. В прошлом году…

– Мне все равно, что было в прошлом году, миссис Кларк. А моя забота о мисс Уильямс – не ваше дело. Не отвлекайтесь, – скалюсь я уже у дверей. До чего же сложно держать себя в руках, когда хочется пойти и вздернуть по очереди и Джессику Купер, и Генри Тейлора. – Иначе я позвоню в службу спасения сам.

Забота. Какое странное слово для такого