4 месяца - Джессика Гаджиала

Он стоял на палубе яхты, за его спиной было небо цвета сахарной ваты, полное пухлых облаков и безбрежного моря.

Прошло немало времени, прежде чем я увидела, что там был еще один человек, что мой отец положил руку на плечи этого человека.

Но это была не женщина.

Это был мужчина.

И, что, возможно, более шокирующе, это был тот, кого я узнала.

— Нет, — прошипела я, мой голос стал злобным, обвиняющим, когда я подняла голову, и мои глаза нашли глаза моего отца, наблюдающего за мной. — Скажи мне, что это просто совпадение, папа. Скажи, что ты показываешь мне это только из-за того, что я только что тебе сказала, без всякой другой причины.

Но он не мог мне этого сказать.

Я знала это, когда увидела, как сужаются его глаза, как его плечо подается вперед, загибаясь внутрь, делая его меньше, чем обычно.

Чувство вины.

Чувство вины так действует на людей.

Нет.

Боже, нет.

— Скажи мне, что ты не приложил к этому руку, папа.

Но даже когда слова покидали мой рот, я знала, что он не может мне этого сказать.

Я знала, что он приложил к этому руку.

Он и человек на фотографии.

Мерфи.

Инструктор из академии, который превратил мою жизнь в ад. Который выгнал меня, когда не смог заставить уволиться.

Он был хорошим другом моего отца.

— Несколько месяцев назад мне позвонили и спросили, почему я не сказал ему, что моя девочка поступила в академию.

Как маленький ребенок, который не хочет слушать, когда родители усаживают его, чтобы рассказать, что Санта-Клаус, Пасхальный кролик и зубная фея не существуют, я хотела заткнуть уши пальцами и напевать, заглушая эту реальность.

— Папа… нет.

— Я не знал. И, ну, ты знала, что я думаю о том, что ты пойдешь по моему пути…

— Это был мой выбор! — закричала я, хлопнув кулаком по столу, наблюдая, как подпрыгивают от удара наши напитки. — Ты не имел права отнимать у меня этот выбор, заставлять его превращать мою жизнь в ад, заставлять его лгать обо мне и выгонять меня. Ты не имел никакого гребаного права.

Я не знаю, когда я оттолкнулась от стола, поднялась на ноги, но я обнаружила, что вышагиваю, гнев слишком велик для моего тела, мне нужен был выход, и движение помогало.

— Я знаю это.

— Но ты все равно это сделал. Как ты можешь оправдывать это? Как ты мог подумать, что сможешь снова смотреть мне в лицо?

На это он поднял руку, вытирая лицо, не зная, что сказать, и понимая, что ничего не может сказать.

— Я видел, как все было плохо после. Когда ты исчезла. Я думал… Я думал, что у тебя был какой-то перерыв после неудачи. Поэтому я и пошел к Барретту. Но тогда было уже слишком поздно. Ущерб был уже нанесен.

— Да, так и было, — согласилась я, хватая свою сумочку.

— Кларк, не уходи так…

— Мне нужно подумать, — сказала я ему, не в силах сделать это четко, так как предательство завладело каждой клеточкой моего тела. — Я поговорю с тобой позже, — добавила я, выходя за дверь.

Я ехала на автопилоте, все во мне странно оцепенело пока я ехала по дороге через город.

Пока я не вошла в офис.

И напряженный взгляд Барретта нашел меня и удержал.

И тут до меня дошло.

Еще одно разочарование от моего отца.

Еще одна трещина в наших отношениях.

Еще одна вещь, которая встала между нами.

Все они были по-своему отвратительными, маленькими проблемами, которые я носила с собой ежедневно, иногда даже не осознавая этого, пока что-то не происходило, чтобы заставить меня противостоять брошенности, недоверию, чувству, что на мужчин нельзя положиться.

Но эта проблема, эта была другой.

По сравнению с ней все остальные казались маленькими, несущественными.

Он взял мою мечту и растоптал ее.

Он заставил кого-то избивать мой дух изо дня в день.

А когда это не удалось, он заставил его солгать о моей честности, выставить меня в плохом свете перед всеми людьми, перед которыми я пыталась самоутвердиться.

Как можно доверять кому-то после такого?

В тот момент я была на сто процентов уверена, что просто не могла.

И горе от этого осознания поставило меня на колени всего в нескольких футах от двери.

Глава 15

Барретт

Женщины довольно часто ломались в моем офисе.

Женщины, расстроенные из-за того, что их муж изменяет. Родители с пропавшими детьми, умоляющие меня найти их малышей сквозь струйки туши, стекающим по их лицам.

Это было обычным делом, частью процесса, то, что никогда не беспокоило меня раньше.

Возможно, кому-то это казалось бессердечным, жестоким или что-то в этом роде. Просто у меня не было никакой связи с этими людьми. Они были частью работы. Их боль была частью той работы, на которую я подписался. Если вы не могли справиться с этим с некоторой отстраненностью, то, вероятно, эта работа не для вас.

При всем этом я никогда не понимал, когда мужчины говорили о том, что не знают, что делать, когда женщины плачут, о чувстве беспомощности.

Но когда Кларк вошла с выражением полного опустошения, а затем просто рухнула на пол, я наконец-то понял это.

Я простоял там за своим столом в течение бесстыдно длинной череды секунд, прежде чем разморозился, пронесся через всю комнату и опустился перед ней на колени. Мои руки двигались в замедленном темпе, обхватывая ее дрожащее тело, притягивая ее вперед, пока она не упала на меня, закрыв лицо руками.

Они оставались там долгое время , прежде чем обхватили меня, крепко сжав.

В моей жизни было время — правда, большую часть моей жизни — когда я ненавидел объятия, эту тесноту, запах чужого парфюма, шероховатость одежды на моей коже, ощущение ловушки.

Моя мать никогда не настаивала на этом, уважая мое пространство , потому что я просто был таким.

В моей жизни был долгий период, когда я обладал полной автономией над своим телом.

Потом я пошел работать на Сойера. Это означало, что я познакомился с Мардж — материнской фигурой, которая управляла его офисом. Она не совсем верила в идею личного пространства, и меня вечно тянули в ее объятия.

Оказывается, это было не совсем отвратительно.

Потом Сойер встретил Рию. В конце концов, гормоны