По праву крови - Ксения Родионова

«Тяжёлый день» настал поздно, я уже было подумала, что про меня забыли, раз на заре не разбудили яростным стуком и командами подниматься. Завтрак принесли, когда бледное солнце поднялось почти в кульминацию, хоть и невысокую. Перед едой взяли пару анализов крови и оставили в покое до самого вечера, когда молчаливый лаборант размером с медведя указал на выход, ожидая моего беспрекословного подчинения.

— А вы и по ночам работаете?

Мужчина только ещё раз кивнул на дверь.

Белые коридоры сменились лестничными пролетами, ведущими наше нисхождение, кажется, к недрам земли, судя по тому, сколько ступеней мы преодолели. Лаборант наконец замер перед безликими серыми раздвижными створками, он начертил отпирающий круг и пустил силу, откликаясь, створки с тихим скрежетом поползли в стороны. Открывшийся коридор разительно отличался от стерильных помещений перед ним: покрытые узором из борозд и рёбер темно-коричневые или бордовые стены сужались в просвет на дальнем конце. Лаборант ткнул меня в спину. Внутри, нет, не в теле, а глубже, в бессознательной пучине что-то вздрогнуло, настороженно всколыхнулось.

— Я туда не пойду.

Мужчина толкнул меня более настойчиво. Я уперлась рукой в створку. Одно отточенное движение, и он уже заломал мне руки за спину и втащил в жуткий коридор, похожий скорее, на внутренности гигантского левиафана.

— Что это за место? — мой голос предал, выдав лишь хриплый шёпот.

Мужчина не уважил меня ответом. Он втиснулся в узкий проём и протащил меня следом. От головокружительного размера помещения внутри мне стало дурно. Глаза пытались объять сплетение почти органических структур с трубками, проводами, измерительными табло и кристаллами, а разум отказывался верить в реальность картины. Тихий монотонный гул заполнял куполоподобную залу. Лаборант тянул меня к расположенной с противоположной стороны от входа нише, где гнездилась кучка ученых, голубоватыми бельмами выделявшимися на фоне царивших вокруг бурых оттенков. Они сосредоточенно настраивали махину, чьё сердце — цилиндрическая капсула из толстого стекла, увитая проводами и окруженная колбами — разгоняло по трубкам-сосудам явно не живительную кровь. Вдоль стен спиралью тянулись маршевые мосты, где, словно горсти бледного снежноягодника, лаборанты и учёные снимали показания с приборов, настраивали механизмы. Они все были ничтожно малы в этом гигантском чреве машины, вызывающей страх и тошноту. Озноб прошиб меня с головы до ног, цепкая хватка чьих-то рук снова сомкнулась на мне, еле волоча ноги от слабости, я прошаркала к цилиндру в центре, ведомая вперёд. Тихое шипение, как предупреждение гадюки, сопровождало открытие капсулы. Лаборант закрепил удерживающие ремни на моих лодыжках и запястьях, они фиксировались за счёт металлических штырей, не позволяя мне двигаться. Прежде чем капсула закрылась, я успела заметить на одном из ярусов мостков того черноволосого генерала-инквизитора, что пытался исцелить меня, когда мы были на совет с отчётом.

— Что вы собираетесь делать⁈ — в панике крикнула я.

Голос эхом прокатился под куполом, но никто даже не посмотрел в мою сторону, все продолжили настраивать машину и переговариваться между собой. Захлопнувшаяся створка отсекла меня от звуков мира снаружи, но сквозь стеклянные стенки я могла видеть, как жидкость в колбах вокруг начала бурлить, из одних она убывала и смешивалась с жидкостями в других колбах, по полу светящимися червями поползли линии исполинского алхимического круга, покрывавшего всю площадь необъятного зала. На вершинах вписанного в круг многоугольника расположились питающие круг учёные. Едва он был активирован, из, казалось бы, монолитной конструкции отделились покрытые знаками обручи, медленно поднялись и пустились в замысловатый танец, кружась вокруг капсулы в разном темпе, заставляя воздух вибрировать, а реальность прогибаться, растягиваться и сжиматься. Лицо и грудь покрылись холодным потом, по спине, рукам и ногам пробежали мурашки. Сверху невесомым полотном упал лоскут отражающей ткани или фольги. Он колыхался от малейшего движения воздуха, но при этом безупречно отражал моё посеревшее лицо. По краям полотна рамкой стали проступать алые символы, неизвестные, но при этом вызвавшие то знакомое зудящее чувство, что я испытывала глядя на знаки в записях Оливера Сандерса. Сухость во рту. Учащённое сердцебиение. Свет тускнел, я не могла оторвать взгляд от своего отражения, зловеще колеблющегося в полуметре от меня. Шум в ушах. Тошнота.

И вдруг — тишина. Будто меня вырвали из этого мира. Только я и мое отражение, которое уже не я. Оно оплывало, менялось. Мне было физически больно смотреть на то, что жило за гранью отражающей поверхности завесы: слишком много измерений, которые мой разум не мог понять. То была не я. То была суть силы. Алчущая. Кричащая без звука, но так громко, что мои уши начали кровоточить. Оно тянулось ко мне. Или тянуло из меня?

Знаки на завесе вспыхнули. То была моя кровь, использованная против меня же. Сущность заметалась из одной формы в другую. Мир вернулся. Снова цилиндр капсулы, гул работающего механизма, свечение свистящих за стеклом колец. И холод. Кристалл, что использовал Кайден, когда вытягивал силу, не шёл ни в какое сравнение с этим рвущим на части потоком. Будто мои ребра зацепили крюком и теперь тянули его, чтобы выдрать мою суть. Я не могла кричать. Только стискивать челюсти так сильно, что сводило скулы. Разум метался, пока тело горело в ледяном пламени агонии. Глаза прикованы парадоксальному слиянию ослепительного света и абсолютной тьмы, что пульсаром вращались под поверхностью теперь застывшей завесы. Бесконечное мгновение перед падением в бездну.

20. По ту сторону. Алекасндр

— Садись, капитан.

Стоя у окна и сцепив руки за спиной, Гловер наблюдал за построениями новобранцев на плацу, которые морозили уши в уже сгущающихся сумерках. Я устроился на привычном месте, пытаясь поудобнее сесть на жёсткий стул.

— Результаты?

Я положил папку с отчётами из лаборатории на стол. Гловер кивнул, цокнул языком и вздохнул, прежде чем заговорить снова.

— Твоя выходка с ритуалом отняла у меня непозволительно много времени на налаживание отношений с Акером и Дираком.

— Я понимаю, генерал.

— Я не давал тебе слово, — резко оборвал он, голос не повысил, но тон хлестнул меня, как вожжа. — Сейчас, когда изо всех щелей лезет всё больше и больше эфирных и нам приходится бросать на борьбу с ними многочисленный личный состав, урезание бюджета было бы очень некстати, а именно этим пригрозил Акер, если что-то внутри организации поставит под угрозу финансовые потоки.

Я слушал, ожидая, пока он позволит мне говорить.

— Что у вас с Дираком?

— Ничего,