Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

— Главное, помни: сколько бы компромата на меня у тебя ни было — у меня всегда будет больше на тебя, — фыркает он. Потом достаёт телефон и открывает сайт журнала People. Заголовок огромный, жирный, красный: «Флинт Хоторн влюблён?»

— Если ты хотел, чтобы мир узнал, что у тебя новая девушка и это не Клэр МакКинзи — поздравляю, ты добился своего.

Он не осуждает — не прямо. Но это и не нужно. Он с самого начала был против этой затеи.

Я смотрю на лицо Одри — усталое, с тёмными кругами под глазами, и невольно задаюсь вопросом: а может, он был прав?

И снова я думаю: а что бы было, если бы я просто пригласил её на свидание? Без схем, без Лос-Анджелеса, без притворства. Просто сказал бы, что она мне нравится, что я хочу поужинать с ней.

И как каждый раз прежде, эта мысль тонет в сомнении.

Мне может не нравиться, что приходится врать всем, но правда в том, что Одри не согласилась бы, если бы я просто пригласил её на ужин. Не ради того ада, что только что произошёл. Она бы не выбрала это.

Она бы не выбрала меня.

Поэтому я благодарен Джони, что она превратила безумную идею Саймона во что-то, с чем я хотя бы могу смириться.

Это дало мне время рядом с Одри.

И за это я никогда не пожалею.

Сработает ли это на фоне всей шумихи вокруг фильма — вопрос открытый.

Пара фото с Одри в моём Instagram остановили язвительные комментарии от Клэр, но надолго ли?

Если я чему-то и научился за всё время в этом бизнесе, так это тому, что ты не можешь полностью контролировать ни одну историю. Всё может сорваться с катушек в любую секунду. Всё, что остаётся — держаться.

— Кстати, — говорит Кэнджи. — На премьере завтра будет Марк Шеридан. Он подтвердил участие в последний момент, но придёт.

Я распрямляюсь в кресле, наклоняюсь вперёд, чтобы видеть Кэнджи — задача не из лёгких, учитывая, сколько места он занимает на заднем сиденье.

— Он будет? Это хороший знак?

Кэнджи пожимает плечами.

— Плохим его точно не назовёшь.

— Марк Шеридан? — спрашивает Одри, наклоняясь вперёд, чтобы посмотреть на него. — Это тот, кто снимал документалку про бурение на шельфе?

Брови Кэнджи поднимаются.

— Большинство знает его по Оскарам, но ладно. Шельф.

— Один из этих Оскаров он как раз и получил за ту документалку, — добавляю я, и Кэнджи поднимает ладонь, признавая правоту. — Но самое главное, — снова смотрю на Одри, — он продюсер фильма, в котором я очень хочу сняться. Если он будет на премьере, значит, есть шанс, что он захочет познакомиться.

— Это не тот проект, о котором ты говорил на днях? Который ты сам продюсируешь?

Я качаю головой.

— Нет, это другое. Тот уже в работе.

Она кивает.

— Звучит как что-то важное.

— Это потрясающая роль. Она глубокая, немного интеллектуальная. Сложный персонаж. Но, чёрт, когда я прочитал сценарий, всё внутри будто откликнулось. Знаешь, прямо до костей почувствовал, что это моё.

Одри тянется ко мне и сжимает руку, её губы расплываются в улыбке и в этот момент в груди вспыхивает жар.

— Мне нравится, когда ты рассказываешь о своей работе, — говорит она.

Я ловлю её взгляд.

— Правда? Ты ведь помнишь, что моя работа — это кино?

Она закатывает глаза и пытается выдернуть руку.

— Звучит так, будто я полная неуч. Между прочим, я уже посмотрела два фильма с тобой, и оба мне очень понравились. Так что вот.

Я ухмыляюсь и крепче сжимаю её пальцы. Нет уж, так легко она от меня не уйдёт.

— Два есть, осталось только пару тысяч.

— Суть в том, — говорит она, укоризненно грозя пальцем перед моим лицом, — что ты весь светишься, когда говоришь об актёрстве. Видно, как ты это любишь. Просто приятно наблюдать.

— Ну, нам бы хотелось, чтобы он светился именно от этой роли, — вмешивается Кэнджи. — Есть шанс, что она принесёт ему ещё одну номинацию на «Оскар». Может, даже победу.

Я откидываюсь на спинку, наслаждаясь тем, как Одри прижимается ко мне, её тело вплотную к моему.

— Только если я сыграю её как надо.

— А пока сосредоточься на том, чтобы произвести хорошее впечатление на Шеридана, — говорит Кэнджи.

Я киваю.

— С этим справлюсь. Во сколько завтра начинаем?

— Рано, — отвечает Кэнджи. — В восемь утра — интервью до четырёх. Потом у тебя будет пара часов свободных, а в шесть вечера — ковровая дорожка. И без опозданий. — Он смотрит на меня, потом на Одри. — Завтра у тебя будет жуткий джетлаг. А ты всегда от него отекаешь. Так что сегодня никуда. Даже если Саймон будет уговаривать. И никакого алкоголя — от него тоже отекаешь.

Одри фыркает, и я толкаю её коленом.

— Саймон точно будет уговаривать, — говорю, прекрасно зная приоритеты моего пиарщика.

— Будет. И наверняка попытается затащить тебя туда, где будет Клэр, — добавляет Кэнджи и смотрит на Одри. — Не дай ему раскрутить его, Одри. Саймон умеет убеждать. Не выпускай его сегодня из номера. Завтра важный день. Вам обоим надо отдохнуть.

Одри кивает, но Кэнджи может не волноваться. Я и представить не могу, что мог бы захотеть куда-то идти, когда можно остаться с Одри.

Последние дни я слишком часто думаю о том времени, что мы проведём вместе. О гостиничном номере, который будем делить. Нет, я не собираюсь на неё набрасываться. Я даже не поцелую её, если она сама не захочет, даже если мне придётся изо всех сил сдерживаться. Я просто хочу, чтобы она чувствовала себя спокойно. Чтобы хотя бы на одну ночь смогла расслабиться перед завтрашним сумасшествием.

Одри вздыхает и опускает голову мне на плечо, сдерживая зевок.

От её прикосновения по телу прокатывается волна энергии. Каждый сантиметр, где она меня касается, будто искрит. Мне кажется, этой энергии хватит, чтобы осветить весь Лос-Анджелес — от жара, который возникает, как только её кожа соприкасается с моей.

Я поднимаю руку и обнимаю её за плечи, притягивая ближе, пока её голова не оказывается у меня на груди. Это так легко. Так естественно — держать её вот так.

Кажется, она чувствует то же, потому что обнимает меня за талию. И, случайно или нет, её ладонь оказывается под подолом моей футболки, прижимаясь к пояснице. Её пальцы мягко скользят по коже, рисуя крошечные круги. Я закрываю глаза. Не хочу, чтобы она