Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

Она сводит меня с ума. Буквально.

В кармане гудит телефон, но я даже не двигаюсь. Вместо этого поворачиваю запястье и читаю сообщение на часах. Оно от Кэнджи. Всего два слова.

Кэнджи: Фальшивка, да?

Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ним глазами. Он смотрит на меня так, будто всё понял.

Я только пожимаю плечами.

Я не знаю многого.

Но знаю одно — в том, как я держу Одри в объятиях, нет ни капли фальши.

Мы едем в отель окольными путями — в какой-то шикарный комплекс в Вест-Холливуде, — чтобы дать Нейту и Джони время забрать наш багаж, добраться до места и провести проверку безопасности.

Кэнджи уже заселил нас, так что путь от машины до лифта занимает считанные минуты. Через несколько секунд мы уже поднимаемся на восьмой этаж.

И вдруг мы с Одри остаёмся одни.

На всю ночь.

Люкс просторный — открытая гостиная, полноценная кухня, французские двери ведут в роскошную спальню.

Наши чемоданы стоят у изножья кровати, а на столике у окна — поднос с фруктами, сыром и газированной водой. Сообщение от Джони подтверждает, что ужин принесут через час, так что из номера можно не выходить вообще, если только самим не захочется.

Одри не возражала, когда Саймон настоял, чтобы мы остановились в одной комнате, но я всё равно гадаю, как пройдёт этот вечер. Что бы ни случилось, главное — чтобы Одри было комфортно.

Я наблюдаю, как она медленно проходит по номеру, её пальцы скользят по спинке дивана. Он довольно маленький, но если мне придётся спать здесь — ничего, справлюсь.

Я засовываю руки в карманы.

— Хочешь есть?

Она берёт с подноса яблоко, потом снова кладёт на место.

— Немного, — отвечает она, но когда поднимает на меня взгляд, видно, что думает совсем не о еде.

Весь день мы не упускали ни одной возможности прикоснуться друг к другу. А теперь, когда остались наедине, у нас нет причины делать вид. Но мне всё равно хочется прижать её к себе.

— Флинт, поцелуешь меня? — вдруг выпаливает Одри.

Её слова бьют, как пушечное ядро, отбрасывая меня на полметра назад. Я выдавливаю нервный смешок.

— Что?

— Мне понравилось быть у тебя на руках сегодня, — говорит она и обнимает себя за талию, будто защищается от комнаты. Или от меня? Надеюсь, не от меня. — Очень понравилось. И я знаю, что говорила, будто не хочу, чтобы между нами что-то было, и, возможно, всё ещё так думаю. Но когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую, будто вот-вот загорюсь.

Она облизывает губы и делает шаг вперёд.

— Мне даже трудно произносить это вслух — такие преувеличения меня всегда раздражали. Но я не знаю, как ещё описать, что со мной происходит. Когда ты не прикасаешься ко мне — я хочу, чтобы прикасался. Когда тебя нет рядом — я не могу думать ни о чём, кроме того, когда увижу тебя снова. Это нелогично.

Она сжимает кулаки у щёк, потом резко опускает их вниз.

— Это сводит меня с ума.

Она глубоко вдыхает и отводит взгляд, потом откидывает волосы на плечо дрожащими руками.

— На прошлой неделе, когда мы почти поцеловались — это ведь было по-настоящему, да? Ты хотел меня поцеловать?

Я медленно киваю.

— Хотел.

— А сейчас всё ещё хочешь?

Я сглатываю, вспоминая данное себе обещание — целовать Одри только по-настоящему.

— Только если ты тоже хочешь.

Она пожимает плечами.

— Я ведь попросила, не так ли?

Она действительно попросила. И мне этого достаточно. Я за два шага оказываюсь рядом, обнимаю её одной рукой, прижимая к себе, а второй ладонью обхватываю щёку, большим пальцем проводя по её нижней губе.

— Одри, я хотел тебя поцеловать с первой нашей встречи. И с тех пор — каждый день.

Она закрывает глаза и прерывисто вздыхает, потом встаёт на носочки и прижимается губами к моим. Сначала медленно, осторожно, но поцелуй становится всё более настойчивым. Я позволяю ей задавать ритм — главное, чтобы ей было комфортно.

Но потом она прикусывает мою губу, отстраняется всего на мгновение и шепчет:

— Не сдерживай себя, Флинт. Я не хрустальная.

Я срываю с губ стон и прижимаю её к себе ещё крепче, наши губы сливаются в жадном поцелуе, воздух между нами искрит, движения становятся всё отчаяннее. Я обхватываю её за талию, засовываю руки под пиджак, и она тут же сбрасывает его на пол.

Я ненадолго отстраняюсь, чтобы рассмотреть обтягивающий топ, который мелькал у меня перед глазами весь день. Провожу ладонями по её открытым плечам и рукам, закрываю глаза. Хочу всю её. Чтобы каждая ласка, каждый поцелуй кричали: моя, моя, моя.

Скользнув руками к её бёдрам, я приподнимаю её, и она обвивает меня ногами. Я целую её так, как ждал всё это время — без остатка, с каждой каплей желания, что копилось внутри. Её язык касается моего, пальцы зарываются в волосы — я почти теряю рассудок.

Эта женщина — всё.

Вкус её губ, движение её тела в унисон с моим, будто мы с ней настроены на одну волну — даже больше, чем словами.

Я осторожно отхожу назад, неся её с собой. Кровать ближе, но я не хочу, чтобы она поняла меня неправильно. Я опускаюсь на диван, откидываюсь назад, и теперь она нависает надо мной, всё ещё целуя. Мои ладони распластываются на её спине, скользят под край майки, ощущая тёплую кожу.

Её движения замедляются, поцелуи становятся не такими порывистыми, но не теряют страсти. Ей некуда спешить. И это устраивает меня. Вся ночь — наша.

Если всё будет по-моему, у нас будет и вечность.

Хотя... где-то в глубине сознания звучат слова Одри, сказанные до поцелуя. Я знаю, что говорила, будто не хочу, чтобы между нами что-то было, и, возможно, всё ещё так думаю.

Я хочу её. Но только если она хочет всего меня.

Со всей моей сумасшедшей жизнью.

Видимо, мы и правда на одной волне, потому что Одри отстраняется и садится рядом, на диван. Она дышит медленно, глубоко, потом наконец говорит:

— Флинт, нам нельзя.

Я наклоняюсь вперёд, опираюсь локтями на колени, провожу рукой по лицу, пытаясь хоть немного прийти в себя. После последних десяти минут — задача не из лёгких.

— Ты права, — наконец выдыхаю.

— Не то чтобы я не хотела, — бормочет Одри, будто не услышала, что я согласился. — Я, очевидно,