Несокрушимо - Мелани Харлоу

— Конечно, люблю.

Она резко обернулась, свежие слёзы катились по её лицу.

— Тогда почему ты так поступаешь с нами?

— Что именно я делаю, милая?

— То же, что сделал папа!

— Уитни, это не так. Обещаю.

— Почему я должна верить хоть одному твоему слову? — спросила она, вытирая слёзы под глазами, размазывая тёмный макияж так, что он напоминал следы от шин. — Я спросила, встречаешься ли ты с ним, и ты сказала нет.

— Потому что мы не встречаемся, не совсем, — сказала я, чувствуя, как лицо заливает жар.

— Ну, пожалуйста, мам. Я видела, как ты с ним танцевала. Я видела, как вы целовались. Вы не просто друзья.

— Ну, иногда друзья…

Она закрыла уши руками.

— Хватит лгать мне! Это именно то, что делал папа!

— Ладно, ладно. — Я подняла руки. — Я скажу честно. У нас с Генри есть чувства друг к другу. Мы бы… мы бы хотели быть больше, чем просто друзьями.

— Я знала это! — закричала она, качая головой. — Ты думаешь, я глупая, но это не так. Я знаю, как это работает. Ты влюбляешься в Генри, он забирает тебя у нас. Ты захочешь выйти за него замуж, родить ему ребёнка, а потом поймёшь, что мы тебе больше не нужны.

— О, дорогая, это неправда. — Я поднялась и двинулась к ней, но она увернулась — впервые, насколько я могла вспомнить, она отвергла мою попытку проявить любовь. В горле встал ком боли и самоосуждения. — Пожалуйста, милая. Иди сюда.

— Нет! — вскрикнула она. — Ты просто обнимешь меня и скажешь, что понимаешь, но ты не понимаешь. Твои родители до сих пор вместе. Твой дом всё ещё твой дом. Ты можешь вернуться сюда в любое время, и всё останется таким же. А ты с папой всё это у меня отняли. Вся моя жизнь исчезла в один миг, и я никогда не смогу её вернуть!

Я тоже начала плакать.

— О, Уитни, мне жаль. Я знаю, что никогда не смогу полностью понять, через что ты проходишь. Ты права. Я выросла в этом чудесном, уютном доме с любящими родителями, и для меня это место, где я чувствую себя в безопасности и любимой. Я надеялась, что это станет таким же местом для тебя, потому что, милая, ты в безопасности и любима. Я здесь для тебя. Я всегда буду здесь для тебя.

— Ты это не имеешь в виду, — разрыдалась она. — Ты говоришь это, говоришь и говоришь, но если бы это было правдой, ты бы не была с кем-то другим. Ты ничем не лучше папы.

— Уитни, это не так…

Но я замолчала. Я собиралась сказать «честно», но поняла, что в этот момент честность не имеет значения. Разум здесь не играет роли, когда внутри неё бушует ураган эмоций. И когда я на неё посмотрела, я поняла всем сердцем и душой, что сделаю всё, чтобы она почувствовала себя в безопасности, чего бы это ни стоило. В первую очередь я мать, и потребности моих детей всегда будут на первом месте.

Это было то, что отличало меня от их отца.

— Хорошо, Уитни. Если ты не готова к тому, чтобы я была кем-то большим, чем другом Генри, я не буду.

— Просто уходи и оставь меня в покое, — всхлипывая, бросилась она на кровать, зарившись лицом в подушку.

Смахнув свои слёзы, я села рядом с ней, радуясь, что она позволила это.

— Боюсь, я не могу этого сделать. Ты застряла со мной, любимая. — Я погладила её по спине, так, как она любила, когда была маленькой. — Вот что значит быть семьёй.

Она плакала, заливаясь огромными, захлёбывающимися рыданиями, от которых её плечи дрожали, а подушка намокала. Наконец, рыдания утихли, сменившись тихими всхлипами, но даже это зрелище и звуки разбивали то, что осталось от моего сердца.

— П-папа не был частью семьи? — выдавила она, запинаясь. — Но он всё равно ушёл.

— Это правда, — ответила я. — Но меня учили, что семья остаётся рядом. Семья появляется, когда это нужно. Семья всегда поддержит. По крайней мере, моя так делает.

Она перевернулась так, чтобы её голова оказалась у меня на коленях, и я убрала волосы с её лба. Мне хотелось утереть её лицо, но я не хотела разрушить то хрупкое понимание, которого мы, возможно, достигли. Её слёзы замедлились, дыхание вернулось в норму, только изредка прерываемое всхлипами.

— Я не хочу ехать в Аризону, — призналась она.

— Я тебя не виню.

Она обхватила мою талию.

— Я хочу остаться здесь с тобой и Китоном, в нашем новом доме. Хочу, чтобы мы были только мы.

Я сглотнула, понимая, что она имеет в виду.

— Хорошо.

Она закрыла глаза, и вскоре даже её всхлипы прекратились.

— Мамочка?

Слово вызвало новый комок в горле.

— Да?

— Как вообще понять, что кто-то говорит правду, когда говорит, что любит тебя? Как узнать, что он не бросит тебя и не разобьёт тебе сердце?

Честно говоря, я не чувствовала себя достаточно компетентной, чтобы ответить. Правда была в том, что существуют такие, как Брэтт, которые говорят, что любят тебя пятнадцать лет, а потом просто уходят ради продавщиц из магазина одежды. Как я могла объяснить это ей, не вызвав у неё проблем с доверием на всю жизнь? Разве моих собственных проблем было недостаточно? Должны ли поступки её отца оставить шрамы на нас обеих навсегда?

— Я не знаю, Уит. Я могла бы что-то придумать и сказать, что ты просто чувствуешь это, но правда в том, что иногда ты не чувствуешь. Иногда то, что кажется настоящей любовью, оказывается увлечением. Иногда настоящая любовь существует, но люди отдаляются друг от друга. Иногда любовь настоящая, но обстоятельства совсем не те. Любовь сложная. И запутанная. И её трудно объяснить.

Она вздрогнула и обняла меня крепче.

— Надеюсь, я никогда не влюблюсь. Это звучит страшно и ужасно. Лучше уж быть одной.

— Дай этому время, хорошо? Может быть, ты передумаешь.

Она решительно покачала головой.

— Никогда.

Часть меня хотела поспорить с ней, но другая полностью с ней соглашалась. Любовь была пугающей. Она ставила тебя в полную зависимость от другого человека. Ты буквально отдавал своё хрупкое сердце, надеясь, что его не разобьют. Уитни была права — никогда нет полной уверенности, что тебя не ранят.

Может, мне действительно лучше быть одной.

В этот момент мы услышали крики с улицы. Я посмотрела на часы на