Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

Она вздрагивает, а я пересекаю комнату, хватаю телефон, смотрю ей в глаза и говорю:

— Извините, мистер Кэррингтон, Поппи сейчас не может подойти к телефону, но я обязательно передам ваше сообщение.

Не дожидаясь его ответа, я заканчиваю разговор, засовываю ее телефон в карман брюк и касаюсь ладонями ее щек. Моя окровавленная рука пачкает ее в красном.

— Поппи, ты приняла что-нибудь из того, что дал тебе этот парень? — я откидываю ее голову назад, переводя взгляд своих темных глаз между ее, тех, что преследуют меня в снах, сиреневых в серо-голубом ободке. — Леденец?

Она моргает, ресницы трепещут над расширенными зрачками, ноздри раздуваются, как будто она вдыхает меня, наполняя свои легкие мной, и что-то сильное проносится сквозь меня. Собственничество проникает глубоко в мое нутро, когда ее глаза медленно закатываются в глазницах, поднимаясь на меня, губы приоткрываются, брови хмурятся.

— Беннетт?

То, как моя грудь вздымается при звуке моего имени на ее языке, играет в перетягивание каната с моими внутренностями, я также не знаю, что с этим делать. Это потеря контроля. Потому что в одну минуту я баюкаю ее за щеки, а в следующую поднимаю ее на раковину, становлюсь между ее раздвинутых бедер, наклоняю ее лицо просто так, чтобы получше рассмотреть багровые кровоподтеки на ее лице.

— Что это, черт возьми, такое? — я плююсь, гнев, нарастающий из-за того, что я услышал этот телефонный звонок, теперь превращается во что-то похуже.

— О, стоп, ты просто хочешь сделать мне больно. — она шлепает моей рукой по своей челюсти, пытаясь заставить меня отпустить ее, но она такая чертовски неаккуратная, что совершенно по мне не попадает. — Вы все одинаковые.

У меня сводит челюсть, ноздри раздуваются от крепости спиртного в ее дыхании, но я знаю, сколько она выпила, я наблюдал за ней.

— Я такой же, как кто?

— Как твой брат. — она выдавливает слова, как будто ей больно их произносить, и, должно быть, видит что-то в выражении моего лица, что выдает шок, потому что пытается покачать головой, когда невидимый нож вонзается мне в живот. — Я не знаю, почему вы все выглядите такими удивленными.

— Кто такие «вы все»? Поппи, посмотри на меня. — я трясу ее в своих объятиях, заставляя ее опустить голову на мою руку. — Кто знает об этом?

Затем она смотрит на меня. Лениво моргает тяжелыми веками над налитыми кровью сиреневыми глазами, ее губы изгибаются набок, но это совсем не похоже на настоящую улыбку.

— Все. — шепчет она, и нож у меня в животе проворачивается.

Глава 27

БЕННЕТТ

Стеклянные глаза Поппи изо всех сил пытаются сфокусироваться на моих, и это единственное, что в данный момент удерживает меня именно там, где я есть.

Я резко выдыхаю, пытаясь расслабить мышцы, разжать стиснутые зубы, но продолжаю думать о Линксе, который прикасался к ней. К любой женщине. Это не он, это не он.

Он бы этого не сделал.

— Ты лжешь. — выдавливаю я, тяжело дыша через нос. Я отказываюсь в это верить: — Мой брат ни за что не стал бы бить женщину.

Линкс слишком погружается в свои мысли, он больше всего заботится обо всех, слишком поглощен чувством вины. Он никогда бы никому не причинил вреда, потому что не смог бы с этим жить. Подобное дерьмо разъедает его изнутри.

Но зачем ей лгать, она знает, что я поверю собственному брату, а не ей, так зачем вообще пытаться?

— Неважно. — невнятно произносит она, придвигаясь ближе к краю умывальника, намереваясь убежать от меня, но все, что получается, это прижать ее к моим бедрам.

Она моргает, когда чувствует это — медленное осознание того, что это такое, плотно прижатое к ее ногам, заставляет меня ненавидеть себя, черт возьми.

— О. — это тихий, свистящий звук, который она выдыхает сквозь зубы.

Ее светлые глаза скользят вниз, туда, где моя бушующая эрекция пульсирует в знак протеста против тесноты моих штанов. Я стискиваю зубы так, что они превращаются в пыль, наблюдая за ее лицом. Ее голова чуть покачивается на шее, она медленно моргает, смотрит вниз, разглядывая полоску пространства между нами. Я не двигаюсь, не пытаюсь скрыть это, хотя знаю, что должен.

Она снова моргает, наконец поднимая свои глаза обратно на мои. На этот раз в ее глазах нет ни улыбки, ни замешательства, она как будто видит меня, и мне это чертовски не нравится, но я не могу отвести взгляд.

— Твой папа всегда так кричит на тебя? — она вздрагивает так сильно, что трется своей киской по всей длине моего члена, и мы оба замираем.

Она сглатывает одновременно со мной. Наши груди вздымаются в унисон, ее сиськи касаются моих грудных мышц, жар ее влагалища просачивается сквозь слои разделяющей нас ткани, погружаясь в мой член так же, как я бы очень хотел погрузить его в нее.

Я чувствую себя не в своей тарелке, не в своем уме, мое сердце так сильно колотится в груди, что кажется, оно вот-вот вырвется из моих костей.

— Почему тебя это волнует? — она вопросительно пожимает одним плечом, между ее темными бровями пролегает морщинка, как будто никто никогда раньше этого не делал.

Не заботился.

Отмахиваясь от этого как от пустяка, хотя это определенно на что-то похоже, я говорю:

— Просто… ты шутишь надо мной?

Она бросает взгляд через мое плечо, крепко сжимая рот, но ее челюсть действует сама по себе, и она изо всех сил пытается сохранить контроль над ней. И все же я жду, не давлю. Я буду стоять здесь всю гребаную ночь, если понадобится. Мне больше нигде не хотелось бы быть.

Вот что поражает меня, как пуля в чертово сердце.

Это именно то место, где я хочу быть прямо сейчас, из любой точки мира, я хочу быть прямо здесь. В этом маленьком промозглом туалете с этой долбаной девчонкой в этом старом дерьмовом баре.

У меня уже есть все, что я, как мне казалось, хотел, мне не нужно ничего, кроме моих мальчиков.

Я не думал.

Я не думаю.

Я смотрю в глаза этой девушки, когда она наконец снова поднимает их на меня, мои руки по обе стороны от ее бедер, лежащих на раковине, моя кровь на ее щеке. Я даже не чувствую этого — пореза на моей ладони, на внутренней стороне пальцев от разбитого стекла. Я просто смотрю на нее, в ее широко раскрытые глаза и вижу, как дрожит