Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

«Грейвс» пуст, как это обычно бывает в пятницу вечером, когда проходит вечеринка братства. Я больше не студент колледжа, но когда-то им был, и есть что-то успокаивающее в том, чтобы выпить здесь после дерьмового рабочего дня.

Барабаню пальцами по липкой крышке бара, и передо мной ставится стакан с бурбоном, ни подставки, ни салфетки под ней, просто стакан прямо на дереве.

Вот почему мне нравится это место, в нем нет ничего вычурного, здесь нет притворства. Любой, кто заходит, может чувствовать себя комфортно, потому что здесь нет ничего, что могло бы заставить вас чувствовать себя неполноценным. И я чувствовал это большую часть своей жизни. Даже сейчас, сидя каждый день в верхнем офисе шестидесятиэтажного здания, которым я владею, я не всегда чувствую себя достаточно хорошо. Я чертовски усердно работал, чтобы добраться туда, где я есть, мне также приходилось заниматься кое-каким не совсем законным дерьмом, чтобы попасть сюда, но суть в том, что я все-таки добрался.

Это ради моего отца, моей мамы — все это ради них, моего брата. Чтобы защитить их.

Я бы сделал все, чтобы защитить свою семью, это распространяется и на трех других моих братьев, между нами нет общей крови, но это ничего не значит. Наша связь — это нечто иное. Другой уровень.

Последним шагом всегда было уничтожение человека, который разрушил мою семью, и теперь даже этот мяч покатился. В виде сутулой девушки на противоположном конце бара.

Поппи приваливается к дальней стене, задница едва держится на потрескавшемся табурете с кожаными подушками, лицо подперто сжатым кулаком, локоть на стойке бара. Она вертит короткую черную соломинку в своем бокале с растаявшим льдом, глядя на нее так, словно в ней заключены все ответы на мировые проблемы. Бармен ставит перед ней еще один бокал, она слегка вздергивает подбородок в знак признательности, но не сразу прикасается к нему.

Я наблюдаю, как после этого она медленно выпивает еще три порции, в то время как я продолжаю пить первую. Заведение по-прежнему мертво, никто не садится между нами на семь свободных мест, пока дверь за моей спиной не открывается, когда я потягиваю свой второй бурбон. Все еще наблюдаю за ней, а она не видит меня, когда ледяной ветер врывается в бар, охлаждая мою спину. Дверь с грохотом захлопывается под завывание арктического ветра.

Парень, который входит, проходит мимо меня сзади, как будто знает, куда направляется, еще до того, как ступит на это место. Прищурившись, я наблюдаю, как он садится на табурет прямо рядом с Поппи, которая даже не вздрагивает от его внезапного появления. Он полностью поворачивается к ней, приближая свое лицо, и моя рука крепче сжимает бокал, пока я наблюдаю за ними.

Она не отталкивает его, не просит подвинуться, кажется, она не издает ни звука, когда парень обращается к ней, чего я не слышу из-за низкой гудящей музыки. Но потом парень встает, отступает назад, и Поппи, не сводя с него глаз, все еще подпирая голову кулаком, встает, шатаясь, на ноги. Опираясь на его предплечье для равновесия, они направляются к коридору, ведущему к туалетам.

Я так сильно сжимаю свой бокал, что он разбивается у меня в руке. Я даже не чувствую, когда зазубренные осколки вонзаются в мою кожу, а кровь стекает по внутренней стороне моего запястья, впитываясь в манжету белой рубашки на пуговицах. Я думаю о том, что она делает, кто он такой, почему они вместе.

Мои ноги начинают двигаться прежде, чем мозг успевает вызвать в воображении что-нибудь еще. Например, образы Поппи, трахающейся с каким-то случайным парнем, или отсасывающей. Целуется с каким-то случайным парнем.

Я собираюсь убить его.

Ее.

Их обоих.

Я несусь по коридору, ударяя ладонью по двери женского туалета с слышимым треском, когда она рикошетит от плитки.

— Убирайся. Вон. — слова срываются с моего языка, как пуля из пистолета: — Сейчас. — рычу я, моя грудь клокочет, мои глаза прищуриваются к спине парня, который обнимает Поппи у умывальника.

Он поворачивается ко мне лицом, в его руке множество пакетиков с таблетками и порошками, и, как олень, пойманный светом фар, он замирает, приоткрывая губы, открывая и закрывая рот, безмолвно, как задыхающаяся рыба.

— Убирайся нахуй! — рявкаю я, и он поджимает хвост и убегает.

Я глубоко вдыхаю, стараясь не видеть покраснения, стараясь ничего не говорить. Если Поппи хочет разрушить свою жизнь наркотиками, я должен позволить ей продолжать в том же духе, это сэкономит мне гребаное время, если она разрушит себя. Но это не приведет к удовлетворению от осознания того, что я тот, кто несет за это ответственность. Испоганить жизнь дочери человека, которого я намерен погубить. Мне нужна моя месть.

Поппи не двигается, стоит спиной к раковине, пакетик в одной руке, телефон в другой — тот, что горит и жужжит у нее на ладони. Как будто она даже не замечает, что я здесь, поскольку она возится с телефоном, по-видимому, в панике. Ее большой и указательный пальцы беспорядочно водят по экрану, и я предполагаю, что она пытается повесить трубку, кто бы это ни был, потому что, тем не менее, когда она отвечает на звонок по громкой связи, ее глаза так широко раскрыты, что, кажется, вот-вот лопнут.

— Поппи? — мужской голос грохочет на другом конце провода, глубокий британский баритон заполняет выложенную кафелем комнату.

Поппи вздрагивает, как будто ей страшно, и тогда мужчина продолжает.

— Поппи! — рявкает голос. — Я звонил тебе последние два гребаных дня! Доктор Сорен говорит, что ничего не слышал о тебе с тех пор, как ты приземлилась в гребаном Техасе! Когда до тебя наконец дойдет в твоей толстой башке, девочка, ты должна делать то, что тебе говорят, или отправляешься прямиком обратно в Брайармур. Я ясно выражаюсь, юная леди?

Мои брови выгибаются дугой, Поппи опускает взгляд, волосы скрывают ее лицо, эти гребаные глаза, которые я вижу у себя в голове, когда лежу ночью в постели, спрятанные под ее челкой. Я ловлю себя на том, что подхожу ближе, когда ее тело дрожит, а она ничего не говорит, и я даже не уверен, что она может. Она сминает пакетик с таблетками в другой руке, пальцы бледнеют, ногти оставляют на ладони маленькие вмятины в форме полумесяца.

— ПОППИ?! — орет мужчина. — Ты меня слушаешь? И, ради всего святого, прими свои чертовы таблетки! Если я получу еще одно уведомление о том, что ты не забрала товар