Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

когда-либо встречал. Он продумывает все до мелочей, планирует, он рационален. Вы бы никогда не догадались, что он был родственником кровожадного психопата Флинна. Конечно, у них разные отцы, но они оба воспитывались вместе отцом Райдена. Флинн встречался со своим биологическим отцом всего один раз, с тех пор он не хотел иметь с ним ничего общего и всегда относился к отцу Кинга как к своему собственному.

Я уставился на Кинга, ожидая, что он возразит против этого дерьма, когда Беннет объяснит, кто такая Поппи на самом деле. Мы всегда клялись, что найдем этого парня, Майкла Кэррингтона, что заставим его заплатить за то, что он облапошил отца Беннетта и Линкса, за то, что забрал у них родителя. Вынудил их переехать к Кингам, когда они потеряли все. Их отец попал в тюрьму, все их активы конфисковали, у их матери развилась маниакальная депрессия. В тот день они потеряли обоих родителей, хотя посадили только одного. Они потеряли свой дом, машины, банковские счета. Одежда на их спинах была всем, что у них осталось, когда родители Райдена и Флинна взяли их к себе. Семьи всегда были близки.

Затем они приняли меня в лоно церкви.

Странный, гипертрофированный ребенок по соседству. Они приняли меня таким, каким я был. Никогда не хотели менять меня, как это делали мои родители, которые всегда пытались накормить меня таблетками, чтобы подавить мою активную натуру, заставить меня успокоиться. Не как семья по соседству. Я проводил там больше времени, чем в своем собственном доме.

Я предан моим мальчикам навсегда, но если кто-то и мог повлиять на Беннетта, то это был бы Кинг. А он даже не пытался. Он просто… кивнул.

Мне хотелось схватить его и вбить в него немного здравого смысла. Сказать ему, ни хрена себе, это наша девушка. Она, блядь, не делала ничего из этого дерьма, ей было бы лет пять или что-то в этом роде. Как она могла быть вдохновителем гибели такого успешного бизнесмена, как Джейсон Адамс. На другом континенте… Она не могла. Она не виновата, что ее отец гребаный подонок.

Но я, блядь, ничего этого не говорил, не так ли?

Потому что Беннетт знает это. Кинг знает это. Флинн знает это. Линкс знает это. И никому из них нет дела. Им все равно, потому что дело не в Поппи. Она просто легкий способ отомстить.

Разрушить ее жизнь, чтобы разрушить жизнь ее отца.

Я уверен, что на этом все не закончится.

Как только Беннетт за что-то берется, он уже не останавливается, но первым шагом становится разрывание на части дочери Майкла Кэррингтона.

Я подхожу прямо к ней, сажусь у ее ног. Она утыкается лицом в подтянутые колени, все ее тело дрожит, руки обхватывают ноги.

Линкс сказал ей, что мы с ней покончили.

Я не уверен, что это когда-нибудь станет правдой. По крайней мере, не для меня.

Зависимый.

— Котенок. — мурлыкаю я, протягивая руку, чтобы погладить ее по затылку, но отдергиваю руку, прежде чем прикоснуться к ее шелковистым волосам.

Она медленно поднимает голову, ресницы моргают над ярко-сиреневыми глазами, полуприкрытыми, налитыми кровью, с расширенными зрачками. Она смотрит прямо сквозь меня, ее голова покачивается, как будто она слишком тяжелая, чтобы держаться на шее.

— Поппи?

Я чувствую стеснение в груди, боль, воспоминание.

Линкс, иглы, кровь.

Я двигаюсь бессознательно, запрокидывая ее шею назад, запустив кулак в ее волосы, прижимаясь носом к ее носу.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — я встряхиваю ее, пряди ее прекрасных волос выбиваются на свободу, запутываясь в моих пальцах.

Всхлип вырывается из ее горла, ее искусанные, сухие губы, отражающие мои собственные, приоткрываются. Ее хриплое дыхание вырывается через рот, теплый, сладкий воздух с ароматом апельсина попадает прямо мне на язык. Мой член набухает синхронно с моим гневом. Как она, блядь, смеет это делать. После всего, что было с Линксом.

Все, о чем она не знает.

Я делаю глубокий вдох, заставляю себя закрыть глаза, позволяю дрожи пробежать по моим костям, мои зубы скрипят там, где я прикусываю их. Я даю себе минуту, чтобы попытаться взять себя в руки, но это все равно что пытаться удержать дым.

Выдыхая, я открываю глаза, один ее скрыт за волосами, другой широко раскрыт, влажный и обиженный. И мои глаза снова закрываются в одно мгновение, я даже не вижу ее как следует, не в силах смотреть на нее вот так. И все же я не могу ослабить хватку, я не могу разогнать облако красной ярости, застилающее мне зрение.

— Ты гребаная идиотка. — рычу я, прикусывая ее нижнюю губу, вонзаю зубы в плоть и разрываю кожу, пока не чувствую вкус крови.

Я заставляю ее опуститься на колени, и, оседлав ее, усаживаю на скамью, спиной к стене, вытягивая ноги вдоль сиденья. Я даже не задумываюсь, позволяя ее губам разжаться, я просовываю свой язык ей в рот. Ее язык не двигается, когда я обвожу своим вокруг ее рта, а затем она целует меня в ответ. Медленно, грустно, чертовски напугано, она целует меня в ответ, и я не могу смотреть на нее, мои глаза зажмурены так сильно, что причиняют боль, но я не могу видеть, как другой человек, который мне дорог, делает это с самим собой.

Рука запуталась в ее волосах, я откидываю ее голову назад, горло выгибается дугой, когда я просовываю руку между нами, расстегиваю ее джинсы и засовываю руку в трусики.

Мы стонем в унисон, звуки эхом отдаются в каждом из нас, и я жадно проглатываю их. Она такая горячая и влажная, что я жажду оказаться внутри нее.

О боже, что я делаю?

Даже когда я думаю об этом, мои пальцы проникают между ее складочек, бедра плотно прижаты к моим, у нее нет места раздвинуть ноги. Мое запястье ноет от угла, под которым оно вывернуто, мои пальцы проникают в ее влагу, перемещая ее вверх и вокруг, чтобы обвести ее клитор. Она всхлипывает мне в рот, наши носы соприкасаются, тяжелое дыхание смешивается между яростными поцелуями.

Я засовываю в нее палец и чуть не кончаю в свои гребаные штаны. Она такая чертовски тугая и горячая, что между ее бедер словно горит огонь. Я рычу, проталкивая средний палец все глубже и глубже, всем весом наваливаясь на ее колени, где выгибаюсь над ней.

Я так отчаянно хочу взглянуть на нее.

Чувствовать ее.

Целовать ее так, словно мне не все равно.

Но я не могу, я,