Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

блядь, не могу этого сделать, но и остановиться тоже не могу, поэтому трахаю ее пальцем, тыльной стороной ладони терзаю ее клитор, и она стонет, глубоко и хрипло, из-за того угла, под которым я держу ее голову. Я чувствую, как она сжимается вокруг меня сильнее, даже когда я яростно засовываю в нее свой безымянный палец, трахая ее обоими пальцами все сильнее и сильнее.

Я причиняю ей боль, но она стонет и извивается, и сжимается все сильнее, и мой большой палец порочен, когда я кружу по ее клитору, прикусывая ее язык, держа его во рту, чтобы пососать. Ее дыхание прерывистое, ее руки сжаты в кулаки на моей рубашке, она цепляется за меня, отталкивая, в то же время притягивает ближе. Я хочу трахнуть ее, и из-за этого чертовски ненавижу себя. И она так близко, что я чувствую это, ощущаю вкус в отчаянных звуках, которые вырываются из ее горла, как будто я изгоняю ее демонов, поглощаю их для себя.

Я бы, блядь, хотел.

И когда ее спина выгибается, мои пальцы сводит судорога там, где ее влагалище так чертовски сильно поглощает их. Я вытаскиваю руку из ее трусиков, отрываю свой рот от ее рта, ослабляя хватку на ее волосах, и падаю обратно на задницу, не давая ей закончить.

Мой член ноет, голова раскалывается, а сердце, блядь, замирает, потому что я гребаный мудак. А это значит, что я все делаю правильно.

Я провожу руками по лицу, размазывая ее по себе. Ее острый, терпкий аромат остро ощущается у меня в носу. Я прислоняюсь спиной к стене на другом конце скамейки и, наконец, как гребаный трус, которым я и являюсь, наконец открываю глаза, только для того, чтобы доказать самому себе, что я могу это сделать — могу погубить девушку ради моих братьев.

Именно тогда я вижу синяк у нее на щеке. Чернильно-голубые и фиалковые, клубничные пятна на ее идеальной бледной коже, вдоль виска, вокруг внешнего глаза, на верхней части скулы, и кажется, что все исчезает. Я чувствую, как сдуваюсь, гнев уходит, что-то вроде страха набрасывается на меня, чтобы занять его место, как свинец в моем нутре.

Я не знаю, как я этого не заметил. Просто не хотел смотреть на нее, ее волосы закрывали лицо, и я… я, блядь, не хотел видеть, как она плачет.

— Кто, черт возьми, это с тобой сделал? — я рычу, потому что знаю своих братьев, ни один из них не причинил бы ей физического вреда, не для того, чтобы причинить боль. — Поппи? — я рявкаю, оскалив зубы, сажусь, нависая над ней, пока она таращится на меня.

Ее грудь поднимается и опускается так быстро, что я задаюсь вопросом, не сердечный ли у нее приступ. Я сглатываю, заглядывая в ее красивые глаза, изучая шлейф синяков.

— Поппи…

— Заткнись. — вот что она шепчет, откидывая волосы на лицо, перекидывая ноги через край скамейки, ступнями на землю.

Она поднимает с пола свою сумку, перекидывает ее через плечо и встает, чтобы уйти, сбежать.

От меня.

Я с ужасающей ясностью осознаю, что она хочет сбежать от меня.

Нет, пока я не выясню, кто это с ней сделал.

Я прыгаю вперед, цепляясь пальцами за внутреннюю сторону ее локтя, хватаю ее за спину, и она падает на меня, нетвердо держась на ногах. Я беру ее за подбородок, запрокидываю ее голову назад, но она мотает головой, пытаясь высвободиться из моих объятий. Моя рука обнимает ее за талию, другая на ее лице, удерживая ее на месте. У нее нет выбора, кроме как поднять на меня глаза.

— Поппи. — тихо говорю я, пытаясь сдержать свой гнев. — Кто сделал это с твоим лицом?

Ее хмурый взгляд запечатлен в каждой черточке лица, но в глазах блестят слезы, которые угрожают сломать меня. Сказать остальным, чтобы они трахались сами и позволили мне защитить ее от них.

Я так облажался.

Она громко смеется, хотя звук срывается у нее из горла:

— Это шутка? — усмехается она, тыча пальцем мне в грудь. — Линкс. — уточняет она. — Но тогда, я уверена, ты уже знал это, просматривая видео, фотографии.

Я моргаю, пощипывая бровь:

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Она смеется, громко и глубоко, качая головой, вырывая подбородок из моей хватки:

— Не притворяйся, будто ты не знаешь, и не смотри на меня так, будто тебе

не все равно, — последнее слово слетает с ее языка, как будто она плюется ядом. — Вы все закончили со мной, Линкс передал сообщение, когда размозжил мою голову о стену, и ты здесь для чего? Просто для того, чтобы еще больше разбить меня? Так вот что это такое?

Я снова моргаю, потрескавшиеся губы приоткрыты, во рту сухо. Линкс ни за что не причинил бы ей такой боли, она выглядит так, будто провела десять раундов на ринге. Я качаю головой, слова в его защиту вертятся у меня на языке. Я сглатываю, открываю рот, чтобы заговорить, но слова замирают, когда она снова закидывает куртку на плечо, поправляя лямки сумки.

— Держись от меня подальше. — она дрожит, когда произносит это, в ее словах слышится нечто большее, чем боль, в них также присутствует пугающая дрожь.

Я отпускаю ее, отступая назад, глядя на нее, на самом деле ничего не видя, потому что она говорит мне правду. Она говорит мне правду, и мой лучший друг облажался с ней. Он избил ее.

Поппи ушла. У меня наконец перестало звенеть в ушах, сердце глухо стучит в груди, боль отдается во всем теле. Я не знаю, что и думать. На самом деле нет ничего, кроме шока, проникающего в мой мозг, когда я ступаю в направлении к офису Флинна. В голове полный беспорядок, я не стучу, а сразу захожу внутрь и опускаюсь в кожаное кресло напротив его стола.

Я поднимаю на него глаза, моргая, как будто на самом деле не уверен, что вообще нахожусь здесь. Его губы растягиваются в медленной ухмылке, руки сцеплены за копной черных вьющихся волос, голубые глаза сверкают в темноте, когда он полностью откидывается на спинку стула.

— А, она и до тебя добралась, не так ли?

Глава 26

БЕННЕТТ

У меня был чертовски долгий день в офисе, а я все еще в отутюженных брюках, без галстука и модельных туфлях. Я бросаю свой пиджак на пустой барный стул, пододвигаясь, чтобы сесть на тот, что слева от него. Поднимая руку в сторону