Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

Четыре часа дня.

Снегопад не прекращается, только становится гуще, выпадает больше осадков, почти на месяц раньше обычного. Сейчас все еще январь, а в феврале у нас обычно выпадает снег, если он вообще выпадает. Но мне это нравится: днем темнее, небо затянуто серым, это делает мой тускло освещенный офис еще уютнее.

В моем кабинете темно, как я и люблю. Только высокая отдельно стоящая лампа в углу за моей спиной излучает тусклый оранжевый свет. От этого становится теплее. На мой взгляд. И люди всегда раскрывают свои самые темные секреты, когда чувствуют себя непринужденно. Вот так вы получаете материалы для шантажа.

Осталось сорок две минуты.

Может, и меньше.

Поппи Фостер — Кэррингтон — примерная. Она, вероятно, придет пораньше.

Я надеюсь.

Должен признать, увидев ее всю мокрую, голую и в синяках, с глазами размером с блюдца, со следами того, что ее только что трахнули, я взял свой член в руки еще до шести утра.

Дважды.

Вот почему я взломал все серверы и мобильные телефоны в радиусе четырехсот миль, чтобы стереть с лица планеты все свидетельства ее великолепно оттраханного тела, ну, кроме копии, которую я сохранил для себя…

Жаль, что я не могу стереть эту картинку из голов всех тех ублюдков, которые были свидетелями этого лично. Хотя… Возможно, я смогу проломить им головы до тех пор, пока воспоминание не выскользнет у них из ушей приятным потоком малинового цвета.

Мой член снова пульсирует, в моих мыслях насилие и секс. Я поднимаю руку, проверяю время на своих золотых часах.

Тридцать четыре минуты.

Христос.

Член болит, я сильно сжимаю его через штаны, стискивая зубы и втягивая воздух через нос. Я никогда раньше не дрочил так много раз за один день, ну, вообще-то, может быть, в тот раз, когда я… нет, я думаю, это тоже превосходит это.

Неосознанно мой стул отодвигается назад, я достаю член, уже пульсирующий в моей ладони, и едва успеваю вовремя задрать рубашку и отодвинуть ее в сторону, сжимая белый египетский хлопок зубами, чтобы струи спермы не брызнули на ткань.

Липкий, влажный жар ударяет по моему прессу, остаток моего оргазма растекается по тугому сгибу моего кулака, стекая по пальцам, в то время как мой член продолжает пульсировать. Я откидываю голову назад, глаза зажмурены, дыхание тяжело вырывается из моего открытого рта. И я представляю, как кончаю на губы Поппи. Ее подбородок, шею, грудь.

Предполагается, что теперь мы превратим ее жизнь в ад. Это одно из моих любимых развлечений. Но обычно я использую манипулирование, поимку разума и физическое насилие. Хотя во мне рост шесть футов четыре дюйма, вес чуть больше двухсот восьмидесяти фунтов, а в ней, ну, в общем, нет, так что применение физического насилия кажется немного излишним, я мог бы просто щелкнуть ее по лбу, и она, скорее всего, опрокинулась бы.

При этих словах у меня вырывается смешок.

Я бы на самом деле нахожу это немного забавным.

Но мое сердце вытворяет странную штуку в груди, оно как бы стучит сильнее, немного быстрее, хотя я и не дергаю членом, но представляю, как Поппи падает навзничь. Она ударяется головой о дерево, кровь растекается лужицей вокруг ее ореола густых, темных, с золотыми локонами волос, и у меня немного сжимается горло. Но затем, так же быстро, я представляю, как рисую ее кровью, хлынувшей из ее головы, трахаю ее в киску, слизываю ее с ее лица, и мое сердце снова начинает биться нормально.

Вырывается стон, хотя он немного похож на мурлыканье, что, мягко говоря, пугает.

Я бы хотел, чтобы она была здесь прямо сейчас, чтобы я мог наказать ее, использовать, наполнить своей спермой вместо того, чтобы дрочить.

Мои глаза распахиваются, останавливаясь на кувшине с апельсиновым соком на моем столе, когда мой член снова начинает твердеть. Этот груз не обязательно должен быть потрачен впустую…

Глава 24

ПОППИ

Я весь как на иголках. День. Длинный. Просто жду увидеть свои фотографии — голой, мокрой, брошенной в душе — развешанные по стенам на моих занятиях, в гребаных социальных сетях. Не то чтобы я заходила в свои уже несколько месяцев. Чем дольше день тянется без происшествий, без ехидных замечаний, без того, чтобы видеть себя прилипшей к каждой поверхности, мимо которой я прохожу, тем сильнее нарастает мое беспокойство.

Я чувствую, что задыхаюсь, хотя еще ничего и не произошло.

Линкса не было дома, когда я, наконец, собралась с духом настолько, чтобы вернуться в нашу комнату этим утром. Я провела ночь в односпальной кровати, зажатая между Бонни и Эммой, потому что, когда я постучала, то сказала, что просто хочу, чтобы кто-нибудь обнял меня. И они тоже были под кайфом, поэтому не задавали вопросов ни о моем синяке под глазом, ни о следе от укуса на плече, ни о слезах на моих щеках. Они просто обняли меня, и мы втроем хихикали, пока не уснули.

Но я не думаю, что кто-то из нас по-настоящему смеялся.

У них тоже есть демоны.

Сегодня я не видела ни одного из мальчиков, что не является чем-то совершенно неслыханным, у меня с каждым из них только по одному занятию.

Я думаю, это хорошо, что сегодня пятница и я могу попытаться поговорить с Линксом вечером, когда он вернется с тренировки, извиниться за таблетки. За то, что испортила ему вечер. Я имею в виду, так и должно быть, ему было хорошо со мной до душа, даже замечательно. Счастливо.

Он не имеет в виду то, что сказал.

Мои щеки краснеют, сердце колотится, когда я думаю о том, как он доминирует на льду, смотрит на меня в многотысячной толпе и барабанит пальцами по груди. У меня сводит живот от одного этого воспоминания, но потом я вспоминаю, что он сказал мне в душе.

"Гребаный бардак".

"Шлюха-наркоманка".

«Мы покончили с тобой, Поппи. Все. Мы покончили.»

Мое сердце бьется сильнее, угрожая пробить грудную клетку, и тяжелое свинцовое чувство страха поселяется в животе. Я могу прекратить принимать таблетки в любое время, когда захочу. Я сделаю. Ради него. Них. Я могу быть лучше.

Я ускоряю шаг, пересекая двор, крупные хлопья белого пуха облепляют мои щеки, и мне вдруг становится жаль, что я не могу остаться здесь подольше, потому что ледяной воздух приятно ощущается на моем распухшем лице.

Я протягиваю