Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

по коже, он наполняет меня своим освобождением. Его член входит в меня, когда он кончает, раз, другой, моя киска сжимается вокруг него, пытаясь засосать глубже, а затем он болезненно выходит из меня.

Он выпускает меня из своей сокрушительной хватки, из своих зубов. Холодный воздух врывается внутрь, приветствуя мою покрытую мурашками кожу. Я прислоняюсь к стене, тяжелое дыхание запотевает на мокрых плитках. Его рука ударяет меня по заднице, хлопок отдается громким эхом в тихой комнате.

Я оглядываюсь через плечо, игнорируя темно-фиолетовый оттенок, который вижу в самом низу моего поля зрения, мой взгляд направлен только на то, чтобы найти его. Но Линкс не смотрит на меня, его руки сжаты в кулаки по бокам, член уже спрятан, как будто он не был внутри меня всего несколько секунд назад.

Боль, другого рода боль, эмоциональная, та, которую я заглушала таблетками и выпивкой, сколько себя помню, начинает захлестывать меня. И внезапно мне хочется прикрыться давно забытой «Молли», хотя она все еще беспорядочно пульсирует в моем кровотоке. Я скрещиваю руки на груди, пытаясь спрятаться в очередной момент уязвимости.

Стыд.

У меня так пересохло во рту, язык отяжелел, душ все еще включен и стучит по кафельному полу между нами. Время, кажется, замедляется, когда Линкс качает головой. Этот прекрасный золотисто-карий взгляд все еще устремлен на его ноги, и даже несмотря на то, что в этот момент я хочу спрятать от него свое тело, мне очень, очень нужно, чтобы он посмотрел на меня.

Я сглатываю, почти задыхаясь от волнения:

— Линкс? — это едва слышный шепот, но он вздрагивает от звука, как будто, когда мой голос достигает его ушей, это причиняет ему физическую боль. — Прости. — выдыхаю я, и мое сердце колотится в груди, я даже не

знаю, за что я извиняюсь, я ничего не сделала, я просто знаю, что хочу исправить это молчание, то, что он не смотрит на меня.

Именно тогда действие «Молли» появляется снова, не то чтобы оно когда-либо на самом деле уходило, но мои губы изгибаются в нежеланной улыбке, как будто я гребаный чеширский кот, и я жалею, что не могу просто откусить их.

В этот момент мне почти хочется биться головой о кафельную плитку до тех пор, пока из ушей не пойдет кровь, и я даже не уверена почему. Я даже не уверена почему, но мой кайф становится проклятием, когда с моих губ срывается смешок, челюсть ноет и тяжелеет, и вот тогда он, наконец, смотрит на меня.

— Ты гребаное дерьмо. — выплевывает он в мою сторону, ярость и сарказм, злоба сквозит в каждом слове.

Вот тогда я вздрагиваю.

— Ты гребаная шлюха-наркоманка. Не можешь прожить и одной ночи без гребаных таблеток. В тот момент я мог бы быть кем угодно, вонзиться в тебя, и тебе было бы все равно, не так ли? Просто хочешь, чтобы член засунули так глубоко в тебя, чтобы тебе не нужно было думать.

— Линкс, нет, пожалуйста, я не… Прости, пожалуйста, прости. — моя нижняя губа дрожит, даже когда моя кожа болит от потребности, чтобы он прикоснулся ко мне. — Пожалуйста, Линкс, все не так, я не… я думала…

— Да. — издевательски фыркает он, какой-то сдавленный мрачный смешок срывается с его красивых губ. — Я действительно не думаю, что ты на самом деле это делаешь.

— Что делаю?

— Подумай. —

шипит он, запуская руку в свои влажные, обесцвеченные светлые волосы, открывая больше своего гладкого лица, этой сочной оливково-загорелой кожи. — Ты вообще не пользуешься своей гребаной головой, если бы ты это делала, ты бы сейчас не была, блядь, под кайфом, голая, в гребаной студенческой душевой с парнем, с которым ты только что, блядь, познакомилась.

Я моргаю. Это правда, мы только что встретились, но есть нечто большее. Здесь. Между нами. Мы нечто большее. Он так сказал. Это сказал Линкс. Он сказал мне…

Я не понимаю.

Я не понимаю, что происходит.

Кровь разливается по моим венам, и мои дрожащие губы растягиваются в еще одной улыбке, которой я не хочу. Не могу остановиться. Все мое тело на пределе, отчего мое раскалывающееся сердце колотится в безумном ритме.

Мои конечности болят, но тело онемело, и когда сперма стекает по внутренней стороне моих сжатых бедер, мне кажется, я сейчас описаюсь от осознания того, что у нас только что был незащищенный секс. Снова. И я не готова к такой ответственности.

Просто какая-то шлюха-наркоманка.

— Мы покончили с тобой, Поппи. Все. Мы покончили.

Мир начинает рушиться вокруг меня, разбиваясь, кружась и распадаясь на части.

— О боже мой. — шепчу я, слова срываются с моего языка, как будто я хочу, чтобы земля поглотила меня, черт возьми. — О боже мой.

Я знала, что это произойдет. Я знала, что они собираются сделать это со мной. Так почему, черт возьми, это так больно?

Потому что я их впустила.

От стыда мои щеки заливает жаром.

Я опускаю взгляд, ненавижу себя, блядь, и собираюсь пописать, и я снова смеюсь, со слезами на глазах, я, блядь, смеюсь, из-за «Молли», стыда, ненависти к себе.

Боже, я чертовски ненавижу себя.

Линкс уходит. Он просто уходит, отступает назад, не глядя на меня, выходит из душа, качая головой, оставляя занавеску открытой, когда поворачивается ко мне спиной, и ванная не пуста. Камера светит мне в гребаное лицо, смех наполняет гулкое пространство, пар высасывается из кабинки в холодильную камеру. Но я даже не могу протянуть руку, чтобы задернуть занавеску. Ошарашенно наблюдаю, как Линкс проходит мимо небольшой группы людей и выходит за дверь, ни разу не оглянувшись.

Когда он, наконец, уходит, мои конечности, кажется, снова начинают работать, и я задергиваю занавеску. Мой мозг словно охвачен огнем. Слезы текут по моим щекам, в ушах звенит, боль пронзает щеку, голову, челюсть, и я сжимаю зубы, скрипя коренными зубами, и все еще не могу стереть с лица вызванную наркотиками улыбку, даже когда мои слезы стекают в канализацию.

Глава 23

ФЛИНН

Прошло двадцать восемь часов и шестнадцать минут.

Вот сколько времени прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз, когда она была в моих руках. В моем кабинете, в моем кресле, я понюхал ее кожу и не нашел никаких ее следов, что было… более чем немного разочаровывающим. Мне нравится, что это мой последний сеанс сегодня, надеюсь, она подольше закрепится в моих чувствах. Вижу этот светло-сиреневый взгляд перед своим мысленным взором гораздо дольше,