Царствуй во мне - Наталья Ратобор

сугробе, ботинок слетел, да так в нем и остался. Оседлав снеговую кручу, девушка сорвала с разгоряченной головы платок, тяжело дыша от усталости. Наконец расслышав голос Шевцова, замерла, не веря своим ушам.

– Валерий Валерьянович! – откликнулась она прерывающимся голосом, пытаясь совладать с прерывистым дыханием. Ей пришлось позвать еще много раз, пока офицер не определил во тьме, откуда идет звук, и не бросился к ней. Варя ухитрилась достать ботинок, вытряхнула смятую снежную крошку, кое-как натянула на ногу.

– Господи, Варя! – Шевцов уже тащил ее из сугроба.

Сграбастал в охапку, прижал, замерев.

– Девочка моя дорогая! Наконец-то…

Припал к уху, шепча в исступлении:

– Я искал тебя… Невидимка моя…

Варя плакала, уткнувшись в его сизую шинель, убирая с лица растрепанные заиндевевшие пряди.

Подоспел запыхавшийся Чадов. Выдохнул с облегчением, отгадав виновницу переполоха и пряча в полу револьвер:

– Здравствуйте.

Варвара чуть качнула головой в его сторону, неловко замявшись.

– Вот, Валерий Валерьяныч! – Чадов протянул суконный шлем, смахнув белесую крупу.

– Спасибо, голубчик, – невозмутимо ответил Швецов, отрываясь от Вари.

* * *

Отряхнув от снега, Шевцов провел Варю к огромному сугробу, вблизи оказавшемуся занесенной снегом землянкой. Девушка неуверенно переступила порог. Краскомы, окружившие чугунную буржуйку, прервав разговор, уставились на входящих. Варвара Николаевна скинула платок, стряхнув тающие кристаллики. Мужчины, заметив очаровательную девушку, приветствовали ее восторженными возгласами, спеша освободить ей место.

– Смелее, Варя, – ободрил Шевцов.

Варя окинула его сияющим взглядом – Валерий Валерьянович легонько сжал ей запястье.

В жарко натопленной и все же сыроватой землянке, пропахшей сохнущими мужскими портянками, согревались чаем, подмешивая в него самогон. Из закусок в наличии был только дробленый кусковой сахар. Варвара сомлела и, опьянев с непривычки, счастливо улыбалась Шевцову, ласково помаргивая. Валерий Валерьянович окружил потеряшку заботой: подвигая к огню, подливал чаю, поправлял у печурки ее ботинки, от которых валил пар, прикрывал кителем Варины ноги в промокших чулках.

– Варюша, милая, не могу поверить, что все это время ходили практически рядом – и ни разу не встретились. Давно в городе?

– Около полугода назад вернулась к сестре, Валерий Валерьянович. То есть как… Сестру я не нашла, а когда я вернулась, квартира оказалась занята по распоряжению домкома.

– То есть как занята? Кем?

– Да Бог его ведает. Там полно незнакомых людей, скученность, сырость, пеленки развешаны, ребятня горластая… И подгоревшей селедкой благоухает. Такой въедливый, приставучий запах, мочи нет. Я просто сбежала.

– Где же ты обосновалась?

– Снимаю комнату у одной вдовы на окраине. Марья Власьевна впустила квартиранткой – не от хорошей жизни, разумеется: прочих средств к существованию теперь не стало. Делюсь, чем Бог послал. Мне ведь тоже с нею повезло. Там чисто, тихо, женщина пожилая, покладистая. Можно сказать, смиренная. Доктор Володин мне ее посоветовал.

– Кто это?

– Хирург из госпиталя. Навещает нас по хозяйственным надобностям, к примеру, дров наколоть. Мы с Марьей Власьевной вдвоем живем – мужскую работу исполнять некому.

Шевцов аж подскочил от ревности.

– Этот ваш костоправ… Володин… женат?

– Не смею расспрашивать. Захочет – сам сообщит. У нас отношения больше по госпитальной службе. Ну, и о сестрицах, спасибо, заботится.

– Обо всех сестрах или главным образом о тебе?

Варя уловила в его голосе гневные нотки и непритворно рассмеялась:

– Наш доктор старенький, восьмой десяток разменял!

Валерий Валерьянович прикусил язык, точно схлопотал щелчка по носу.

* * *

Обилие выпитого чая потребовало выйти из помещения. Валерий Валерьянович вдохнул дерущий глотку промозглый воздух. Косоглазенький товарищ Черкасов выскочил за ним.

– Не мог подождать? – буркнул Шевцов. – Я этим на брудершафт не занимаюсь.

– Я не затем вышел, Валерий Валерьяныч! Не поделитесь секретом, где эдаких сладеньких милашек берут?

Шевцов брезгливо поморщился, не прерывая подпитки водоносных слоев почвы.

Хмельной Черкасов не унимался:

– Ну, ясно дело, командир, за вами першее право добытчика, но, может, опосля и нам, грешным, что перепадет?

Шевцов с полуоборота крепко ударил его в лицо.

Красноармеец опрокинулся навзничь и, выплевывая кровавую слюну, надтреснуто заверещал, наспех утираясь:

– Ты чё, сдурел, окаянный? Коли делиться не хотишь – ну сказал бы, шо сразу биться! Губу вон расквасил и зуб, кажись, расколол! Нету теперь эдаких правил, чтоб бойца красной армии по морде лупить! – И добавил шипяще – со вспыхнувшей классовой злобой: – Прежние привычки вспомнил, военспец, изверг старорежимный?

Шевцов приблизился:

– Еще выдать? Или может в ЧК за недавнее мародерство откомандировать?

Черкасов, заерзав на ягодицах, пугливо попятился по снегу.

Взбешенный Шевцов переступил земляной порог:

– Гусев, организуй сани!

– Товарищ комбриг, ночь-полночь, лошади под навесом, в темноте их оседлывать?

– Быстро исполнишь – заслужишь личные пол-литра спирту и мерзавчик с утра на опохмелку. Давай, одна нога здесь, другая там.

– Да ведь холодище, товарищ комбриг!

– У Чадова три тулупа возьмешь. Чадов – слышал? Варвара Николаевна, голубушка, собирайтесь: домой тотчас доставим.

Шевцов подсадил Варю в двуколку и, укрыв тулупом, обхватил сверху руками. Варвара Николаевна не стала возражать и не отстранялась.

– Как ты жила, Варюша? – доверительно поинтересовался Шевцов, прижавшись к укрытой пуховым платом макушке и подрагивая на ухабах.

– Ну как… работала… училась… и вас ждала.

– Ждала?

– Да, Валерий Валерьяныч. Я ведь никогда вас не забывала. А вы… меня вспоминали?

– Девочка моя… Я вспоминал тебя непозволительно часто.

– И кто же такой строгий, что вам не позволяет?

– Ну, не знаю… Внутренний человек.

– Так передайте вашему внутреннему человеку, что я разрешаю вспоминать меня, сколько заблагорассудится.

Шевцов рассмеялся.

– Безотлагательно передам. Он исправится! – и обнял Варвару покрепче.

* * *

В городе Варя толково указала путь в нужный район города, и они довольно скоро разыскали силуэт четырехэтажного краснокирпичного нелепого дома с раздутой пристройкой.

Валерий Валерьянович высадил девушку и самоуверенно отпустил ездового.

Поднялись на третий этаж; Варвара тихонько отворила входную дверь квартирки, предупредительно приложив палец к губам. Крадучись, они пробрались по темному коридору – Шевцов ненароком задел стойку с подвешенным пальто, обрушившимся с внезапным грохотом. Они застыли: все спокойно. Пробрались в Варину комнату и, затворив дверь, облегченно рассмеялись.

– Строгая у тебя хозяйка?

– Да нет… Просто у нее щепетильное отношение к нравственным устоям.

– В уборную можно пройти?

– По коридору направо… Тихонечко.

К его возвращению, Варенька скинула мокрые чулки, переоблачилась в сухое.

– Чаю будете, Валерий Валерьянович?

– Варюша, а может, нам на ты пора перейти? – сердечно произнес Шевцов.

– Хорошо… А как вы… ты… хочешь, чтобы я тебя называла?

– Как тебе угодно, милая девочка.

– Я опасаюсь, что, если мне дать волю, я стану обращаться к тебе слишком ласково… И не уверена, позволительно ли это.

– Тебе – все позволительно, Варюша.

– Мне всегда хотелось назвать тебя милым…

Шевцова захлестнуло