Жаркое соперничество - Рейчел Рид

откровение, произнесенное вслух, по-настоящему помогло Илье почувствовать облегчение. Помогло даже больше, чем выплескивание своего недовольства семьей. Это был секрет, который он скрывал слишком долго, который запер глубоко внутри. Не только от Шейна, но и от самого себя. Но как только решился признать это, а теперь и озвучить, сразу почувствовал, как с души свалился камень. Не потому, что мог что-то сделать с этими чувствами, а потому, что, по крайней мере, сумел принять их. И самым трусливым образом высказал их вслух Шейну.

Шейн не стал ничего переводить. Не для этого он просил Илью излить душу по-русски. Он был другом.

Другом?

Конечно, глупо было отрицать, что они с Шейном стали друзьями. Тот был единственным человеком, с которым Илья мог поговорить, когда понял, что нуждался в этом.

Он вышел из кофейни со стаканом капучино и неохотно направился в сторону квартиры отца. Похороны были назначены на следующее утро. После этого он сможет окончательно распрощаться со всем, что осталось от его проклятой семьи.

Следующий день — Монреаль

Шейн едва успел войти в дверь своих апартаментов, как пришло сообщение от Ильи. Он думал о нем весь день.

Шейн: Как дела?

Он не был уверен, что Илья ответит. Возможно, тот был занят. Похороны его отца состоялись утром. В Москве было уже поздно, больше десяти вечера.

Лили: Фантастика.

Шейн ждал.

Лили: Вообще-то, немного пьян.

Шейн: Я могу тебе позвонить?

Лили: Да.

Через полминуты Шейн услышал голос Ильи, который звучал скорее измученным, чем пьяным.

— Холландер.

— Как ты держишься, Илья?

— Отлично. Замечательно. — Шейн услышал, как он вздохнул. — Здесь тихо.

— Ты один? Где ты?

— В своей квартире. У меня есть одна здесь. В Москве. Ну знаешь, на лето.

— Ага.

Шейну не нравилось, что Илья был в одиночестве.

— Если тебе интересно, вернусь ли я к матчу в Монреале...

— Мне плевать на это, Илья. Ты же знаешь, я звоню не для этого. — Послышался еще один вздох. — Ты уверен, что стоит оставаться одному сейчас?

— Я не один, — ответил Илья. — Ты сейчас здесь, да?

Шейн поднес ладонь к груди с целью убедиться, что сердце продолжало биться; он готов был поклясться, что оно остановилось и расплавилось. Он пожалел, что не мог телепортироваться в Москву. Просто мгновенно появиться в квартире Ильи, обнять его и сказать, что это нормально — переживать из-за смерти отца. Что Илья ничем не обязан своей семье. Что должен оставить их всех в зеркале заднего вида, потому что они сделали его несчастным, и он в них все равно не нуждался.

Вместо этого Шейн подтвердил:

— Да. Я здесь.

— А где еще ты?

— Сейчас я дома. В Монреале.

Шейн услышал, как скрипнули пружины матраса, когда Илья, предположительно, устроился на кровати.

— Расскажи мне о своих апартаментах, Холландер, — сказал он усталым голосом. — Как они выглядят? Я пытаюсь представить...

— Пытаешься?

— Ты не позволяешь мне увидеть.

— Это не... — Шейн поморщился. — Это не потому, что я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты же знаешь.

— Я ничего не знаю. На что это похоже?

— М-м... не знаю... здесь большие окна.

— И что ты в них видишь?

— Здания, в основном. Немного воды.

— Дизайнерская кухня?

Шейн рассмеялся.

— Да. Слишком шикарная, наверно. Я ей почти не пользуюсь. В принципе, я могу обойтись тостером и блендером.

— Что тебе больше всего нравится в твоем жилище?

— Не знаю. Близость к тренировочному катку?

Илья фыркнул.

— Ну конечно же.

— Закрытая территория. Хорошая охрана. Эй, я сделал пожертвование в канадское общество поддержки страдающих болезнью Альцгеймера. В память о твоем отце.

Илья на мгновение замолчал.

— Очень мило с твоей стороны. Возможно, это будет полезно для меня. Это может быть... как бы это сказать... передаваться по наследству?

— Да, правильно

— Ага.

Он помолчал еще минуту.

— Послушай, Илья...

— А как насчет твоей спальни? Какая она?

Шейну не хотелось говорить о своей дурацкой спальне, но он понимал, чего добивался Илья, поэтому вышел из гостиной и направился в спальню.

— Симпатичная. Довольно простая. Нет, она, конечно, огромная. С большими окнами. Но ничего особенного в ней нет.

— Какого цвета кровать? Одеяло?

— Синяя. Вернее, темно-синяя.

— Я так и знал. — Шейн улыбнулся и сел на кровать. — У тебя есть книги? В спальне?

— Есть несколько.

— Какую ты читаешь? Какая из них лежит рядом с твоей кроватью?

— Вообще-то, книгу о суперсерии 1972 года Канада — СССР.

Илья рассмеялся.

— А ты читаешь книги, которые не о хоккее?

— Иногда, — ответил Шейн. — То есть очень редко.

— Ты одержим.

— Конечно, одержим. А ты нет?

— Может быть. Но по-другому.

Шейн поднял книгу и провел пальцем по закладке. Та уже больше месяца лежала между страницами сорок один и сорок два.

— Хоккей всегда был для меня всем. Сколько себя помню.

— И для меня тоже. Но... больше как... побег. Правильно я говорю? Мой мозг сейчас не в порядке.

— Да, — тихо ответил Шейн. — Побег. Верно. Для меня это никогда не было способом сбежать от чего-то. Это было просто любимым занятием.

— Я тоже это люблю, — признался Илья. — Хоккей — это... круто. И я очень хорош в нем. — Шейн засмеялся. И Илья тоже. — Охренеть, сколько денег мне платят за это дело.

— Расскажи поподробнее.

— Я не хочу сюда возвращаться.

Шейн был озадачен внезапной сменой темы.

— В Россию, ты имеешь в виду?

— Да. Я хочу стать американцем. Или канадцем. Но я в Америке, так что...

В этот момент Шейн дико пожалел, что Илья играл не за канадскую команду.

— Отличная идея. А ты не рассматривал...

— Мы должны пожениться, — перебил его Илья.

— Что? — Шейну показалось, что он покраснел с головы до пят.

— Не друг на друге, — уточнил Илья, после чего разразился хохотом и никак не мог остановиться.

— Я понял, что ты не нас двоих имел в виду, — солгал Шейн.

Илья наконец перестал смеяться.

— Я могу жениться на американке. Тебе тоже стоит жениться, Холландер. Ты ведь хочешь детей, да?

— Я уже говорил тебе... Я не хочу жениться... ни