Проклятие Айсмора - Ольга Зима

Солнце не успело коснуться кромки черного леса, а Айсмор уже ответил виниру.

Площадь ратуши запрудили горожане. Богатые кафтаны и полушубки обитателей Верхнего Айсмора виднелись среди серых унылых одеяний вечно потрепанных жителей Нижнего Озерного. У тюрьмы стояли люди тоже не с одного края.

Одни яростно отстаивали Бэрра как единственного защитника, который спас жителей Северного квартала. Другие не менее яростно припоминали все его деяния и доказывали, что более мрачного и неприятного типа не было на этом свете; что, да, он не побоялся стихии, потому как он и призвал ее! Крики о суде прерывались требованиями защитить того, кто защитил их.

Айсмор, разделенный широким каналом, теперь раскололся еще раз, но не по доходу или положению, а по отношению к одному-единственному человеку.

Винир запереживал: как это его помощник из тюрьмы влияет на умы больше, чем он сам, находясь в ратуше!

Отпусти он Бэрра на волю — и люди, приписывавшие первому помощнику насланное проклятие, убьют его и довольно быстро. О суде, о котором сами же кричат, и речи не пойдет. Оставить в тюрьме? Но без помощника придется нелегко. Винир знал немного способов успокоить разъяренную толпу, а для самых действенных нужен был все тот же Бэрр.

Сжимая в руке очередную бумажку от Шона с красной же ленточкой, на которой спешно было выведено: «Ранен один стражник, но на стены тюрьмы больше не лезут», винир кончиком пальца отодвинул тяжелую занавеску и осторожно выглянул в окно. В сумерках явственно виднелись факелы.

Темнота, огни, люди, собравшиеся по его душу, и страх в этой душе живо напомнили то, что случилось десять лет назад. Винир постоял, наблюдая за толпой, из которой кричали все злее про бездействующую власть. Крики «Спасителя — на волю!» проникали и в зал.

На пороге кабинета возник встревоженный охранник из личного отряда.

— Мой господин, — заметил он, кланяясь, — если вы собираетесь проследовать домой, то я ради вашей же безопасности попросил бы вас повременить.

— И слушать эти вопли до утра? Нет, я не намерен. Выставь стражу до запасного выхода и подай туда крытую лодку. Из простых.

— А к вам госпожа Камилла, — объявил секретарь.

«В довершение всех неприятностей», — вздохнул винир и, изобразив на лице хмурую озабоченность, повернулся к вошедшей родственнице.

Камилла простучала каблуками по деревянному полу и остановилась в центре кабинета. Потянулась к витиеватым застежкам своего плаща, но винир коротко махнул рукой и выговорил тоже непривычно коротко, надеясь на ее скорый уход:

— Не утруждай себя раздеванием, моя дорогая. Здесь нет никого, кто был бы способен оценить по достоинству тебя и твое новое платье.

— Я огорчена этим, но тебе ведь нет дела до моего огорчения. Никому нет до меня дела! — Камилла грустно вздохнула, приложив к глазам платок. Но увидев, что сочувствия не дождаться, спокойно продолжила: — Помнится, мы договаривались, что он не только будет здесь после бури, но и охранять меня. Прежде ты всегда держал слово, но что-то я не вижу тут никого высокого, черноволосого и ухмыляющегося. Разве он замаскировался под твоего секретаря? Или под твое дерево? А может, он спрятался под тумбой или прикинулся этой мандаринкой⁈ Недавно мне снилось…

— Остановись, Камилла! Я прощаю тебе язвительность как нашу общую фамильную черту, но не зли меня чрезмерно. А что насчет Бэрра… Он сам нынче под охраной, дорогая.

— Я что-то подобное слышала, пока пробиралась через этот вопящий город… Только думала, опять сплетни, — проговорила она разочарованно и сморщилась: — Нет чтобы радоваться, раз живы остались! Нашим всегда всего мало, хоть вывали все сокровища мира. А за что ты его посадил?

— Посадил в тюрьму его не я, но вот удерживаю там его уже я. И на это есть простая причина — его собственная жизнь. Верно, она тебя тоже интересует?

Камилла улыбнулась довольно:

— Немного, слишком много времени я на него потратила. Но может, оно и к лучшему. Подумает, поразмыслит, к чему приводит общение с кем попало!

Винир удивленно приподнял бровь в ответ, и Камилла пояснила:

— Со мной-то он никогда не попадал ни в какие неприятности. А как с этой крысой связался, так сразу в тюрьму угодил…

— Камилла, — он медленно махнул рукой, — как ты похожа на свою покойную матушку! Прости, я занят. Передай супругу пожелания ровной воды и здоровья. Что до Бэрра, оказавшегося в нелегком положении, то я обещаю позаботиться о нем лично.

Он сам сейчас верил в свои слова, поверила и Камилла.

После ее ухода винир помолчал, размышляя, что как бы ни глупа родственница, но она подвела его к верной мысли: человек ценен тем, что в него вложено. Камилла потратила на Бэрра несколько лет, желая держать при себе и не отпускать далеко, довольно много денег, чтобы хорошо выглядеть в его глазах, и порядочно сил, вновь добиваясь его внимания, когда у них случались разлады.

А сколько им самим было вложено в Бэрра! И сил, и времени, и денег. Если оценивать первого помощника в монетах, если прикинуть «доход от Бэрра»…

Цена своего помощника приятно удивила винира, и он решил, что не будет лишаться Бэрра ни за счет чего, кроме того, с чем не поспоришь — смерти. Позволить себе потерять, а в данном случае — отдать разозленным айсморцам на растерзание того, кто стал исчисляться в неплохих деньгах, винир не мог. Никогда ни на один праздник он не швырял в толпу монеты, как это было принято у всех его предшественников. И сейчас ничего не швырнет.

Вот только всем не угодишь, и где-нибудь да вылезет убыток.

Тяжело шагая к запасному выходу из ратуши, винир подумал, что хорошо было бы добраться сейчас до Бэрра, заверить, что его оставили в тюрьме не просто так, что это нужно всем и самому Бэрру. Вернее, в первую очередь это нужно городу, который начинает спорить и драться сам с собой из-за дурных слухов, сплетен и верований.

Вот только у тюрьмы не имелось запасного входа, через который можно было бы пробраться внутрь, минуя еще одну толпу, разъяренную глупыми суевериями. Можно было бы написать… Но отправлять посыльного, которого могут схватить, прочитать написанное и неизвестно как извратить, винир посчитал ошибочным.

И, когда под ним качнулась крытая лодка, велел грести к своему дому и никуда больше. Пусть Бэрр подумает, куда завела