Посткарантин - Злата Косолапова

Кузнецов отрицательно качнул головой.

– Эх, Санёк, ты, как всегда, почти вовремя. – Дима хмыкнул. – Завтра он будет. К вечеру уже должны они вернуться.

– А где были‑то?

– Куда‑то на восток уходили, на Авиамоторную. С кем‑то там они торговлю налаживают. – Кузнецов отмахнулся. – Короче, завтра вечерком зайди к нему.

Вебер кивнул.

– Так точно. Ну, бывай, Димка, а то нас там уже Метрополис ждёт.

– Метрополис всегда ждёт, когда не пьёт и не дрыхнет, – хохотнул Кузнецов, почесав за ухом подбежавшего к нему Рекса. – Слышь, Саш, а ты сегодня, получается, здесь ночуешь?

Вебер размял плечи, кивнул.

– Здесь, – ответил он.

– Ну, тогда, если будет минутка, заходи в бар Свёклы, пропустим по рюмашке…

– С удовольствием.

Мы с наёмником направились вперёд по тоннелю.

– Эй, Вебер, а скажи‑ка мне, что всё это значит? – растерянно спросила я, когда мы проходили мимо разведенного на путях костра.

– Что именно?

– Ну. – Я вытянула руки, пошевелила пальцами и снова опустила их. – Проверки эти странные. Часовой меня тоже проверял, мол, вытяни руки, иначе в город не пущу…

– Они смотрят, дрожат твои руки или нет, – многозначительно глядя на меня, сообщил Вебер.

– Проверяют, не наркоманка ли я? Или что?

Вебер посмеялся, качая головой.

– Нет, Машка. Они проверяют, не ешь ли ты человечину часом, – ответил наёмник, и от его ответа у меня внутри всё стянуло. – У каннибалов‑то руки дрожат похлеще, чем у любителей нюхачить.

– О, – обескураженно протянула я. – Даже так…

Ну и гадость. Надо же, а я ведь даже и не догадывалась, в чём дело. Поёжившись, я потёрла ладони друг об друга.

До следующего поста мы с Вебером шли по тоннелю минут пятнадцать. Там нас встретили ребята усталого вида, сидящие у костра и покуривающие папироски. Они с подозрением окинули нас взглядом, что‑то спросили у Вебера, затем разрешили пройти дальше. Больше нам особо идти не пришлось. Уже совсем скоро в тоннелях начали появляться сколоченные из старых досок палатки торговцев, возле которых кренились телеги и блестели масляные бочки. Мятые коробки были навалены друг на друга, на них были разложены свёрнутые рулоны. На прилавках высились узкие бутылки с каким‑то пойлом, там же лежали куски тканей, отрезки потёртой кожи, детали от различных технических приборов и многое другое. Ближе к Тверской запах машинного масла и плесени сменился на запах жареного мяса и костров. Здесь торговые прилавки были заставлены банками с сахаром и крупой, тарелками с зерном, мешками с картофелем и луком. На деревянных палках по бокам от прилавков висели крючки с мясными тушами, шкурами и мехом. Там же покачивались связки из высушенных растений, грибов и листьев.

Мимо прилавков, гогоча и ругаясь, проходили мужики в залатанной одежде. Кто‑то из них либо нес что‑то в руках, либо толкал перед собой телегу с товаром. Здесь же ходили бабки с авоськами или пакетами; с интересом осматривались путешественники, и перебирали товар местные жители. Когда мы вышли из тоннеля к Тверской, я первые несколько минут, честно признаться, просто стояла с открытым ртом – вот это да!

Метрополис. Именно так называли подземный город, который развернулся в самом центре Московского Метрополитена. Метрополис занимал несколько станций: Тверскую, Пушкинскую, Чеховскую, Театральную, Охотный ряд и Площадь Революции. Город быстро расширялся и уже занял часть тоннелей, идущих от этих станций. В тоннелях в основном были торговые точки для караванщиков, кочевников и мародёров. А здесь, на платформе, освещённой самодельными факелами, масляными лампами и кострами, обитали постоянные жители города.

Мы с Вебером перебрались с путей на платформу, по которой тянулись узкие улочки. Лавочки на станции отгораживали дороги, где можно было свободно ходить, от жилых помещений, сколоченных из досок или сделанных из сдвинутой мебели типа шкафов и сервантов. Входы в такие своеобразные дома чаще всего были зашторены рваными тряпками, одеялами, пледами. Дома на платформе стояли довольно плотно друг к другу, места между ними были заняты стеллажами с тазами, коробками, посудой и другой самой разной утварью. Там же, между домов, тянулись веревки с выстиранным бельём.

Здесь, в Метрополисе, всё кипело жизнью – улицы, рынки, бары. Кстати, бары, гостиницы и все подобные забегаловки находились на переходах с одной станции на другую. Попасть туда можно было, спустившись по старому эскалатору в середине станции, либо поднявшись по такому же в одном из концов Тверской. В основном у переходов крутились либо смолящие попрошайки, выпрашивающие жетоны на выпивку, либо уже давно пьяные жители, сидящие на старых мешках и одеялах и распевающие песни. У стен в переходах стояли столы, за ними сидели люди. Там же высились шкафы и серванты, из которых были сделаны прилавки. Так выглядели бары. Гостиницы отличались лишь наличием спальных мест, отгороженных от всеобщего внимания потёртой мебелью.

Решив немного отдохнуть, мы с Вебером зашли в одну из забегаловок в переходе. Там, сидя на старом продавленном диване, мы смогли выкроить немного времени для того, чтобы поесть и перевести дух. В пабе мы провели добрых полчаса. Отдохнули, поели и подлатали раны. Эти полчаса отдыха мне показались самыми сладкими и самыми короткими за всё время моего путешествия. Тем не менее, время близилось к вечеру, и нам нужно было спешить найти ночлег.

Переночевать мы решили прямо на станции, вернее, в переходе с Театральной на Охотном. Там была неплохая гостиница, да и места как раз были. Как я и говорила, комнаты – пусть тесные, но всё же комнаты – находились у стен перехода, разделенные огромными шкафами, буфетами, секретерами довоенного времени. Практически мы находились в отдельном помещении. Конечно, слышно было, как за ширмой, служащей входом, сновал народ по переходу, и как люди пели и орали в ближайшем баре, но и то ближе к ночи блаженная тишина всё‑таки наступила. Комендантский час. В Метрополисе он такой: если не спишь, а сидишь в баре, то помалкивай, чтобы никому не мешать.

В арендованной нами комнате стоял маленький столик, там же был сундук, обитый металлом, на полу разложены спальники: первый с продавленным матрасом в углу, второй у стены напротив. Как раз то, что надо. Уложив собак снаружи, возле входа в нашу комнату, Вебер ушёл в бар, я же улеглась на спальнике в углу, накрылась тонким пледом, в нескольких местах прожжённым сигаретой или ещё чем, и буквально сразу вырубилась.

Мне снилось что‑то страшное. Я находилась где‑то там, где меня не