Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

глазами невольно возникала сцена из прошлой жизни: шумный аэропорт, толпа людей, среди которой – только мы двое. И тогда Диего тоже не верил, что я перед ним, и произносил те же самые слова.

В тот раз я бежала к нему в объятия. В этот раз он склонялся ниже, не отрывая взгляда от моих губ. Мое дыхание замерло, мое сердце и вовсе остановилось, только мурашки предвкушения ни на секунду не останавливали свой бег.

Его дыхание касалось моей кожи, словно Ди уже целовал. Его пальцы почти сомкнулись на моей талии, но замерли в считанных миллиметрах, не решаясь. Мои глаза закрылись — сами, без разрешения. И тогда…

__

Если вам нравится книга - поставьте лайк, звездочки и добавьте в библиотеку. Особо смелые могут оставить отзыв

Ваша обратная связь - лучшая награда для автора

Больше информации о романе, визуалы, истории создания персонажей - в моем ТГ канале и группе ВК @rina_sivaya

Глава 41.

ТРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!!!

Домофон взорвал тишину так, словно в дом вломился кто-то с дубинкой и криком «Полиция!»

Я отпрянула, будто обожглась. Диего замер. Его глаза все еще были на мне, но взгляд изменился – в нем появилась боль. Разочарование. Или, может быть, тот самый страх, который я чувствовала сама.

Домофон трещал безумно, настойчиво, как будто знал, что разрушает момент, и наслаждался этим.

Мы молчали. Только сердца – два, беспощадных и загнанных – все еще стучали так, будто пытались перекричать этот звон.

Диего приоткрыл губы – и тут же закрыл их снова. Вдох. Резкий, нервный.

Он развернулся на пятках, так стремительно, будто хотел убежать. От меня. От себя. От того, что между нами едва не случилось.

Я же осталась стоять, прижатая к кухонным шкафам. И пыталась понять, сплю я или нет.

Ди почти меня поцеловал. Почти. И это «почти» сейчас было больнее, чем если бы он меня оттолкнул.

Почти – это когда почувствовала вкус, но не успела вдохнуть. Когда поверила – и осталась одна.

Но даже в этом «почти» я нашла доказательства, которые невольно искала всю прошедшую неделю: Диего что-то чувствовал. Пусть сам не понимал. Пусть не знал, почему. Но чувствовал, и чувствовал ко мне.

Я прижала ладони к груди, будто пыталась удержать изнутри сердце, которое хотело вырваться и разбиться о кафель. Я верила, что еще не все потеряно. Что если Ди может чувствовать меня, не зная прошлого — значит, где-то глубоко, под слоем амнезии и чужих решений, он все еще мой.

А значит, может быть, мой сын не будет жить в половинчатом доме. Не будет знать, как это – делить папу на дни недели.

Из коридора донеслась тихая ругань. Кажется, Диего не слишком рад был видеть визитера, но, к моему удивлению, я расслышала сначала трель разблокированных ворот, а затем – звук открывшейся двери. Любопытство дернуло покинуть кухню и выглянуть из-за угла. Солер стоял на крыльце спиной ко мне, закрывая большую часть обзора, но остановившуюся чуть левее входа машину я все-таки разглядела. Как и водителя, выбравшегося на подъездную дорожку.

– Hola! ¿Me extrañaste? [Привет! Соскучился? (исп.)] – веселый, игривый, вкрадчивый голос разнесся по дому, как по венам – яд.

Елена взбежала по ступенькам грациозно, как кошка. Подошла к моему мужу, обвила руками его шею.

И поцеловала.

В губы.

Я застыла. Дыхание исчезло – просто исчезло, как будто его кто-то выдернул из меня с корнем. Сердце сбилось с такта и заныло таким воем, что я была уверенна – его слышно на другом конце Барселоны.

Но те двое, что замирали на крыльце, не слышали ни этого, ни того звона, с которым рушился мой мир.

Только не это было больнее всего.

А то, что Диего не отстранился. Не отшатнулся, не взял Елену за плечи, не сказал: подожди, не сейчас, не здесь.

Он позволил. Стоял. И принимал этот поцелуй как нечто привычное. Как то, что имеет право быть.

Потому что Елена имела на это право – целовать его, прижиматься к его крепкому торсу и проводить ноготками по шее. А я не достойна была даже прикосновения.

Сдавленно выдохнув, я отпрянула и прижалась спиной к стене – подальше, поглубже, туда, где меня никто не увидит.

В груди жгло. По-настоящему, физически жгло, словно кто-то разжег там костер.

Я потерла место над сердцем в глупой надежде – как ребенок: если подуть на ожог, он исчезнет.

Не исчез. Ни огонь, ни унижение, ни безысходная, немая боль.

Еще минуту назад я была счастлива. Я верила, что МЫ – это возможность, а не забытое прошлое. А сейчас… сейчас я чувствовала себя глупой девчонкой, поверившей в сказку, которую сама себе и сочинила.

– Аньчик?

Выглянувшая из комнаты Лера появилась вовремя, чтобы вынудить меня собраться и не дать слезам сорваться вниз.

– У нас гости?

Конечно, она слышала звонок. Он настроен так, чтобы его было слышно в любом конце дома.

– Это Елена, – одними губами прошептала я, боясь, что голос меня выдаст с потрохами.

Но Валерия по одному моему взгляду прекрасно все понимала, поэтому сначала удивлялась, потом – бросала взгляд в сторону поворота ко входу, а после, одернув майку, смело шагала туда, откуда я только что убежала.

– О, Диего, ты решил разбавить наш семейный вечер незнакомцами?

Я не знала, чего мне хотелось больше: рассмеяться от ее бесстрашия, расплакаться от ее поддержки или просто упасть на пол, свернуться клубком и исчезнуть.

Лера была глотком воздуха, который я так долго сдерживала.

И сейчас именно она шла разбираться с Диего – с его молчанием, его нерешительностью, его поцелуями, которые должны были быть моими.

Не знаю, как отреагировали Солер и Мартинез: равно как им не было видно меня, так же и мне не было видно их. Но я прекрасно слышала все, что происходило за углом, а сейчас там весьма отчетливо закрывалась входная дверь. Хотелось бы верить, что Елена осталась ту сторону, но нет, шаги в коридоре не оставляли сомнений.

– Лера, это Елена, – по-русски сказал Диего, и в его голосе послышался тот самый тон, когда человек сам не знает, как правильно поступить. Потом он перешел на испанский – для нее: – Это Лера, сестра Анны.

Пауза.

– Анна тоже здесь? – голос Елены вздрогнул от удивления. Неприкрытого. Почти агрессивного.

И это, как ни странно, принесло мне облегчение. Я не