Мой бесполезный жених оказался притворщиком - Нита Павлова

Евжена была человеком высоких моральных принципов. Несмотря на то, что она вся раскраснелась, тяжело пыхтела, а ее волосы взмокли от пота, она тащила Надю подхватив ее подмышки, вместо того, чтобы тащить за ноги.

Потеряв интерес к Марку Кемскому я отпихнула его в сторону и бросилась к Евжене.

Увидев меня она устало помахала мне рукой и остановилась, положив Надю на землю.

— Все, — запыхавшись сказала она, — я так больше не могу. Мне нужен перерыв.

Подойдя к ней я осознала, что меня охватывает ни с чем не сравнимое чувство тоски и апатии. Мне ничего не хотелось. Я не видела смысла в том, чтобы сдвинуться еще хоть на сантиметр. Зачем я вообще сюда пришла?

— Ближе подойди, — сказала Евжена заметив изменения в выражении моего лица. — Ты сейчас прямо на границе моего эмоционального щита. Одна, вон, не послушала, — она кивнула на бессознательную Надю, — и теперь тут валяется. Вас двоих я не дотащу до медицинского корпуса.

Я последовала совету Евжены, и, стоило только мне оказаться почти вплотную к ней, я ощутила, как мое настроение возвращается в норму.

Я посмотрела на Надю.

— Что именно у вас произошло?

— Я же говорю! — взмахнула руками Евжена. — Никто меня не слушает. А потом все жалуются, что я поджарила им мозги! Если бы у них были мозги, они бы соблюдали ту дистанцию, которую я им называю! А с этой, — она неопределенно махнула рукой в сторону нашей соседки, — вообще ничего непонятно. Я еще раньше хотела тебе сказать, у нее слишком чистые эмоции, я и подумать не могла, что ее зацепит, а я упущу этот момент.

— Как это?

Евжена задумалась.

— Как правило, у людей в любой момент времени намешано много всего. И радость, и ревность, и все — одновременно. А вот у Нади не так. Она всегда или строго счастлива или строго печальная. Никогда не замечала у нее чего-то нестабильного. Это очень странно. Видимо, она подошла слишком близко к моему щиту, не знаю. С ней все было в полном порядке, а потом она просто рухнула на месте!

Слова Евжены заставили меня насторожиться. По правде говоря, это всегда удивляло меня еще в те времена, когда я читала роман. Люди не могут быть такими однозначными, но Надежда была. Она была совершенной положительной героиней, и, если при прочтении я всегда могла списать это на условности жанра, то в реальной жизни это выглядело немного жутко. К тому же — все остальные так себя не вели.

Ладно, об этом можно было поразмышлять и позднее. Сейчас это в любом случае была не главная проблема. Конечно, то, что Надя упустила свой шанс заявить о себе как о княжне Змеевой, наверное был не лучшим развитием событий. Но, раз уж толку от нее сейчас никакого не было и быть не могло, потому что приходить в себя она, похоже, не спешила, смысла торчать возле нее тоже не было.

Мне-то и вовсе стоило держаться от нее подальше.

— Помоги мне отнести ее в медицинский корпус, — сказала Евжена. — А то я так надорвусь скоро.

Моим первым порывом было — помочь.

Но потом я вспомнила, что вообще-то спешила в академию не для того, чтобы поглядеть на горящие руины.

— Извини, не могу, у меня срочное дело, — сказала я. — Знаешь, где можно найти ректора?

Выражение лица Евжены стало очень недовольным, но она только вздохнула.

— На заднем дворе. Увидишь толпу охотников жандармерии, так вот он где-то в центре. Получает люлей от императора.

— Император здесь? — ахнула я.

— Конечно, — кисло покивала Евжена. — Как ректор не пытался спастись от головомойки, а ему все же пришлось попросить Его Величество о помощи. Ведь только император обладает способностью к укрощению демонических зверей. Вот только дела у него что-то в этот раз идут не оче- Эй, куда ты побежала? Я не договорила вообще-то!

Но у меня не было времени слушать дальше.

Ведь я знала, с какими именно демоническими зверями сейчас сражался император.

Могла ли ситуация стать еще хуже?

* * *

Как оказалось — могла.

Демьян Орлов должен был устыдиться, скромно потупить глазки и уйти в монастырь подальше от позора, потому что по сравнению с пекельным пламенем Гордея Змеева, его жалкие потуги в пиротехнику не тянули даже на три звезды.

О силе призыва мертвецов Илариона не стоило и говорить. Я отлично помнила, что в романе его способности развивались очень постепенно, а на момент церемонии распределения были такими чахлыми, что это было просто смешно. Ему едва-едва хватало сил на то, чтобы поболтать с каким-нибудь призраком в туалете, да и то секунд пять, не больше.

И, даже если госпожа Ехидина контролировала его, выше головы он прыгнуть бы не смог.

Так откуда такая сила?

Это уже было куда ближе к высшей форме призыва, которую Иларион освоил только в самом конце романа.

Неудивительно, что императору и в голову не могло прийти, что демонический медведь-призыватель, которого он пытается достать ветряным клинком — его сын. Эта магия, наверняка, была ему еще не знакома.

— Господин ректор! — крикнула я, пытаясь обратить на себя внимание.

Но мой голос потонул в царящем вокруг шуме.

— Ваше Величество! — снова крикнула я. — Не нападайте! Прекратите атаку! Это огромная ошибка!

Но и он меня не слышал.

Два демонических зверя находились в самом центре кольца из охотников жандармерии, которые осыпали их непрекращающимися магическими ударами.

— Рааааа!

— Бееее!

Император и ректор Змеев выступали основной ударной силой.

Они выкрикивали приказы об атаке.

Один за другим.

Смогу ли я подобраться к кому-то из них для того, чтобы остановить?

Я двинулась вперед, но кто-то ухватил меня за руку.

— Барышня, здесь очень опасно. Вам лучше уйти. Никому здесь не нужны лишние жертвы.

Я обернулась.

Говорившим был мужчина в сером кителе жандармерии. На его груди красовались знаки отличия высших офицерских чинов, так что по-видимому это был кто-то из высшего руководства. Он был примерно того же возраста, что и император, у него были светлые волосы и темные глаза, в глубине зрачка которых горел едва заметный огонек. Мне были хорошо знакомы эти глаза. Я частенько натыкалась на них в коридорах или во время уроков. Они всегда были насмешливы. Такой взгляд обжигал и вовсе не в поэтическом или романтическом смысле. Это был болезненный и неприятный ожог, который все время хотелось расчесать до крови.

Разница была лишь в том, что горящее в этих глазах пламя было ужасно холодным. Даже для членов его семьи эти глаза