Убийство ворон - Эвелин Флуд

на колени, позволяю его рукам обвиться вокруг меня, когда он отодвигается назад, устраиваясь поудобнее у изголовья кровати. Он натягивает на нас одеяла, укутывая ими меня, пока последний холод не покидает мои конечности. Его руки перебирают мои влажные волосы. — Нам нужно возвращаться, — тихо говорит он. — Я оставил свой телефон там. Данте тоже тебя искал.

Меня пронзает укол вины. — Завтра. Только... не сегодня.

Я едва держу себя в руках здесь, в этом безопасном, тихом месте.

Он убирает волосы с моего лица, проводя пальцами по моей шее. — Все, что захочешь, маленькая ворона.

***

Когда я просыпаюсь, в тепле, в безопасности и живая, свернувшись калачиком на узкой двуспальной кровати в маленьком белом доме, который теперь кажется нашим, Люк всё ещё спит.

Я лежу, глядя на его лицо, совсем рядом с моим. Он выглядит измотанным, на коже всё ещё проступают засохшие пятна грязи. Его руки переплетены с моими, он всё ещё держит меня.

Он удерживал меня на плаву прошлой ночью, когда я была на грани. А может, я уже была сломлена, а он собрал меня заново. Аккуратно, бережно, словно пазл, снова сложил из обломков.

Но утренний свет пробивается сквозь потолочное окно, и у нас больше нет роскоши игнорировать внешний мир, как мы делали это в эти украденные часы между нами. Я осторожно высвобождаю пальцы из-под его рук. И замираю, глядя на его ладони.

Сломанная, покрытая ссадинами кожа. И ногти — их почти не осталось. Руки, его сильные, надёжные руки, в них столько боли…

У меня перехватывает дыхание.

Лучиано Морелли спас мне жизнь прошлой ночью. Он выкопал меня из могилы голыми руками, когда я сдалась. И у него будут шрамы, подтверждающие это.

Я осторожно выбираюсь из кровати, проверяя возможности своего тела. С болью я справляюсь, хотя от нее мой желудок переворачивается от тошноты. Это причиняет боль каждый раз, когда я делаю вдох, физическое напоминание о моих сломанных ребрах.

Но они заживут.

Люк просыпается, когда я роюсь в сундуке в ногах кровати. — Катарина.

Я поднимаю взгляд на хриплый звук его голоса. На лице у него смесь беспокойства и трепета. — Мне нужно возвращаться.

Сегодня приезжают доны, и я не в том состоянии, чтобы сражаться против моего отца или Маттео. Но я должна быть готова. Последствия моих решений ждут меня впереди.

И последствия, когда я вернусь из мертвых.

Он садится, одеяла спадают, обнажая полоску золотистой кожи. — Я знаю. Но я хочу, чтобы ты осталась.

Что-то изменилось между нами за эти часы. Или, может быть, мы что-то вернули. То, что, как я думала, мы потеряли давным-давно.

Его глаза устремлены на меня, почти янтарные на свету. — Ты когда-нибудь думаешь о том дне?

Мои руки сжимают боксеры в моих руках. — Да.

После прошлой ночи я обязана сказать ему эту маленькую правду.

Его улыбка печальна. — Знаешь, ты была первой девушкой, которую я когда-либо любил. С того самого момента, как ты провальсировала и прижалась своими губами к моим.

Мои плечи напрягаются при этом напоминании. — Я хотела знать, из-за чего весь сыр-бор.

Лучиано Морелли. Красивый, ангельский, с гипнотическими глазами и телом, обещающим грех.

Он был наследником, о котором говорили все девушки приглушенным девичьим шепотом, флиртуя и хлопая глазами при виде наследника итальянской мафии. Я не понимала, в чем тут привлекательность.

Поэтому, когда однажды я наткнулась на него во время барбекю Cosa Nostra, когда он прятался на территории величественного дома, который мы сейчас используем для встреч и не более того, я подошла к нему и прижалась губами к его губам, неуклюже. А потом, я ударила его кулаком в нос от чистого смущения.

Он отшатнулся, краска залила его щеки, когда он уставился на меня, а я уставилась на него в ответ. Неуверенная. Немного растерянная.

Но затем он сделал шаг вперед и поцеловал меня в ответ, его руки обвились вокруг меня, теплые губы скользнули по моим.

Один день. Это все, что у нас было. Один-единственный идеальный день. День смеха, веселья и изучения истоков нашей сексуальности тем невинным способом, который каким-то образом может произойти только в теплый летний день.

— Проблема, — тихо говорю я, — заключалась в том, что ты тогда любил многих девушек, Лучиано.

Я носила его с собой, когда мы были порознь. Наш общий секрет, спрятанный в моем сердце. Я едва могла дождаться, когда увижу его снова. Несчастные влюбленные из Cosa Nostra. Ромео и Джульетта. И он обещал мне, что будет ждать меня. Что мы увидимся снова.

Для драматичной шестнадцатилетней Катарины все это казалось таким чертовски романтичным.

Ровно до тех пор, пока я не вошла в двери следующего светского мероприятия и не увидела его в обнимку с кем-то другим. Когда она улыбнулась ему, такая мягкая, красивая и невинная, какой я никогда не была бы, и он обнял ее, защищая, прижимая к себе, смеясь вместе с мужчинами рядом с ним.

Его улыбка становится грустной. — Это было давно, Катарина. Я был мальчишкой. Глупым мальчишкой, у которого на уме будущее семьи Морелли и все требования, которые с этим связаны.

А я была девчонкой. Девушкой, которая думала, что Лучиано Морелли любит меня, которая хвасталась этим перед другими, которые думали, что смогут привлечь его внимание на многих вечеринках Cosa Nostra, которые мы тогда устраивали.

И как они смеялись, когда увидели, как быстро он двинулся дальше.

Небольшой момент в моей жизни, учитывая все, что происходило до и после. Но тот, который помог мне сформироваться.

— Ты научил меня, что доверять нельзя ничему, — тихо говорю я. — Ничто не вечно, Люк. Вот так — что бы это ни было. Это ненадолго.

— Это чушь собачья, — бросает он вызов, его брови хмурятся. — Суди меня, если хочешь, маленькая ворона, но суди меня по поступкам мужчины, которым я являюсь сегодня, а не по мальчику, которым я был семь лет назад.

Я хватаю боксеры, натягиваю их на бедра, стараясь не ахать от боли. — Вряд ли я в том положении, чтобы кого-то осуждать, Люк. У меня нет на это времени.

Он встает. — Значит, ты снова убегаешь.

— Я ни от чего не убегаю.

Я смотрю в лицо своим чёртовым проблемам. Смотрю и беру на себя ответственность.

— Да, это так. Ты убегаешь от всего, что может заставить твое чертово