В самом Сердце Стужи. Том IV - Александр Якубович

на своих полях, кормились собственным трудом, так что закупленный нами хлеб был нужен скорее для подстраховки и будущих нужд растущего надела. Ведь урожай этого года никуда не исчезнет — проблемы начнутся следующим летом и осенью, когда посевы поразит засухой и почти весь хлеб сгорит в полях прямо на колосьях, так и не будучи пожатым.

Так что украшения, которые привез мне из похода муж, так и остались лежать в шкатулке, дожидаться своего часа. Хоть женщины обычно не путешествовали, но может, когда-нибудь мы с Виктором опять посетим Данстер или рынки Гатсбури. И я уже выйду в люди не молодой девушкой, которая кутается в плащ с плеча графского конюха, а гордой баронессой, которая сопровождает своего не менее благородного и отважного мужа-варлорда. Но все это будет сильно позже, если вообще когда-нибудь будет. Сейчас вся моя жизнь умещалась в четырех этажах донжона и городских стенах Херцкальта, ведь даже выйти без сопровождения на причалы я была не в состоянии.

Наверное, я даже в чем-то завидовала свободе Виктора. Служа Храму, я привыкла находиться в пути и время от времени переезжать в разные города, а сейчас, сидя в четырех стенах, бесконечно занимаясь вопросами кухни, шитьем и надзором, мне стало казаться, что мои хоть спокойные и умиротворенные дни, сливались в нечто бесформенное. Почему я не напросилась поехать вместе с Виктором на мельницу? Там работала половина баронской дружины и было почти так же безопасно, как и в замке, а присутствие Петера вовсе делало нас неуязвимыми перед любыми угрозами. Но я не смогла сказать мужу «возьми меня с собой», не хотела навязываться. Мы достаточно времени проводили вместе. Вместе работали, делили одни покои, каждый вечер, каким бы уставшим он не был, Виктор возвращался в комнату, чтобы отужинать в моей компании. Я знала, как живут другие семьи, и не могла жаловаться на черствость супруга, ведь он был крайне внимателен ко мне и моим просьбам.

Но еще я знала, что любой мужчина ищет свободы. От обязательств, от ответственности, от семьи. Кто-то находил отдушину в кубке с вином, кто-то — в плотских утехах с прислугой или в борделях, иные — посвящали себя охоте или какому-то благородному делу. Многие аристократы сейчас увлекались дуэльным искусством владения мечом — мои братья были тому ярким примером. Еще мужчины следили за модой и посещали банкеты и собрания, если говорить о сообществах крупных городов.

Ничем подобным мой муж не занимался, будто бы его это вовсе не интересовало. Хотя, как мне казалось, Виктору просто все это надоело задолго до того, как он стал бароном Гроссом. Там, на его родине, откуда он прибыл в королевство.

В последние дни я окончательно утвердилась в мысли, что мой муж был беглецом из Сорога высокого происхождения. Это отлично укладывалось в его поведение, знание иностранного языка, навык письма, странные словечки и полное незнание того, как живут простые люди. Возможно, в своей семье Виктор был поганой овцой, мечтателем или вовсе бастардом, которого притесняли так же, как притесняли меня в семье Фиано, но в отличие от меня, слабой женщины, которая искала выхода только в смерти, он решил начать жить заново. Или же его бегство было связано с тайной исцеления, когда он оговорился о том, что был калекой, и поэтому ему пришлось бежать? И вот, он переплыл море, сколотил отряд и, как военный профессионал и аристократ, отправился делать то, чему его обучали всю жизнь — воевать за своего нового короля.

Даже история с ударом по голове, которая изначально казалась мне странной и непонятной, встала на свое место.

А как еще объяснить все те знания и странности, которые буквально сыпались из моего мужа, как пыль и сор сыплются со старого гобелена? Если тайна его происхождения будет раскрыта, он может оказаться в большой опасности. Вот и была придумана легенда о «прозрении», после которого Виктор Гросс внезапно стал чудаком со знаниями и навыками, которые дают только наследникам великих домов с богатой историей.

Мой муж определенно был удивительным человеком. Не один год дружинники служили под его началом в отряде наемников, но все они до сих пор хранили его тайну, даже если не были посвящены в детали — просто не трепали лишнего, чего уже было достаточно.

Впрочем, преданность мужчин братьям по оружию могла быть абсолютной, это я умом понимала. Это свой, особенный тип привязанности и благородства, свойственный только настоящим воинам, все члены дружины Виктора были достойными людьми.

Единственное, что меня немного расстраивало, так это то, что мой муж не хотел открыться мне, своей супруге. С другой стороны, какому количеству людей за все десять жизней я поведала свою собственную историю? В первые перерождения я еще пыталась излить душу и рассказать об ужасе, в котором оказалась, но после моя душа окостенела. Даже Петер, который был моим близким другом и человеком, который бы точно поверил мне без всяких оговорок, не знал о том, что со мной происходит. И не узнал до самого моего последнего вдоха, после которого я опять открыла глаза в маленькой комнатушке в крыле для прислуги поместья графа Фиано.

Я подожду, мне это не впервой. Надеюсь, когда-нибудь я смогу услышать от своего мужа историю о его далекой родине — королевстве Сорог. Узнать его настоящее имя, если ему пришлось его сменить, узнать, кто его обучал столь многим наукам. Узнать, из какой семьи происходил мой муж и самое главное, узнать, почему ему, видному и образованному молодому мужчине пришлось бежать на другой континент, лишь бы разорвать свою связь с прошлым.

Была ли причина в преступлении? Или в грехах его отца? Или же Виктор уклонялся от нежелательной женитьбы, гонений или других невзгод? А может, мой сдержанный и столь внимательный супруг раньше был авантюристом и искателем приключений? Ведь даже сейчас, конструируя невиданные механизмы и делая странные пометки на сорогском, суть которых я не могла уловить при всем желании, в нем прорывалась та самая черта мечтателя, которая была свойственна многим алхимикам и исследователям.

Кем же он был и кем хотел стать? Это я надеялась когда-нибудь узнать от него. Добровольно. Потому что я была не уверена, учитывая всю глубину моей трагедии, что смогу набраться смелости, чтобы спросить его сама. Ведь для того, чтобы сделать это с чистой совестью, чтобы не обманывать этого мужчину, что отнесся ко мне с невиданной добротой и уважением, с мужчиной, которого я так не хотела разочаровывать, мне придется рассказать и