4 месяца - Джессика Гаджиала

Мгновение спустя, пронзительный крик заполнил открытое пространство, заставив Рию пожать плечами.

— Я встаю, — сказала она, проходя мимо.

Сойер заменил ее, полез в холодильник за пивом и предложил мне одно, которое я взяла, все еще чувствуя себя немного не в своей тарелке.

— А это меня, — сказал Тиг, когда еще один маленький голосок присоединился к другому.

— Итак, Кларк, — сказал Сойер, прислонившись спиной к стойке и глядя на меня.

— Итак, Сойер…

— Ты встречаешься с моим братом, да?

— Неужели в это так трудно поверить? — спросила я, уловив нотку цинизма в его тоне.

— Честно говоря, да, — сказал он, но не грубо, а искренне. — Я уверен, ты понимаешь, что он не совсем подходит для свиданий. Он слишком… погружен в себя.

Я не знала, что сказать, никогда раньше мне не приходилось вести подобные разговоры о ком-то, и его личных аспектах, которые я даже не обсуждала с ним.

Было странно хотеть спросить, но я также подумала, что было бы невероятно грубо спросить Барретта о том, что меня интересовало.

— Сойер… Я не знаю, как это сказать, но… эм… может быть, Барретт немного, ну, знаешь, в «спектре»? — спросила я. По общему признанию, я не так уж много знала о «спектре», просто понимала, что есть черты, которые делают кого-то больше, чем просто причудливым, когда они обладают чем-то таким, что заставляет их попадать в него, и что отсюда тяжесть симптомов варьируется в зависимости от человека.

На это глаза Сойера стали задумчивыми, и он секунду наблюдал за мной.

— Знаешь… мы всегда знали, что он другой, — начал он, казалось, тщательно подбирая слова, что не казалось ему особенно характерным. — Особенно моя мама и я. Мой отец не был настолько вовлечен в нашу жизнь, когда мы росли. Военные, — объяснил он, заставив меня понять, что Барретт никогда не упоминал о своем отце, разве что сказал, что Сойер пошел по его стопам. Он сказал, что его мать была «святой» и что она умерла, когда Сойера отправили в армию. — Но ты должна помнить. Все было не так, как сейчас. То есть, я уверен, что в те времена людям ставили диагнозы аутизм, синдром Аспергера и тому подобное, но это не было чем-то таким, что понимали, как сейчас.

— Ваша мама никогда не заставляла его ходить к кому-нибудь? — спросила я, чувствуя небольшой укол вины за назойливость, задаваясь вопросом, не предаю ли я Барретта, делая это.

— Опять же, это было другое время. Мама говорила, что когда на кого-то навешивают ярлык, все начинают относиться к нему по-другому. И она не хотела этого для Барретта. Она хотела, чтобы у него была как можно более нормальная жизнь, которая, по ее мнению, не могла бы у него быть, если бы люди, которые не понимали, каким он был, вдруг начали относиться к нему, как к инвалиду, умственно отсталому или еще какому-нибудь дерьму. Ты знаешь, какими невежественными могут быть люди. Она просто решила, что он другой, и что мы должны это принять. И никогда не относиться к нему как-то иначе, только так как ему было нужно.

— Нужно было, чтобы вы не относились к нему по-другому, — повторила я.

— Да, такое дерьмо, как то, что он никогда не может стоять в очередях или находиться в местах, где слишком много народу, слишком шумно, как он ненавидит, когда к нему слишком сильно прикасаются. — Ну, это определенно не было моим опытом общения с ним. Но, я думаю, это было что-то совершенно другое. — Я видел тебя с ним дважды. И оба раза его руки были на тебе, — сказал он, словно пытаясь разобраться в чем-то, размышляя вслух. — Я думаю, может, ты ему подходишь.

— Он мне действительно нравится, — призналась я, понимая, как хорошо, что я могу сказать это по-настоящему, серьезно, дать кому-то понять, что я чувствую. Даже если это был не тот человек, с которым я должна была об этом говорить.

— Надеюсь, ты примешь его таким, какой он есть. Ты не сможешь его изменить.

— Никто никого не может изменить, — напомнила я ему, пожимая плечами.

— Твой отец знает о вас двоих? — спросил он, скривив губы.

— Я, ах, ну… Я упоминала о работе на него. Нам нужно было о многом поговорить сегодня. Я не хотела нагромождать.

Я должна была разобраться с этим, с ситуацией с моим отцом.

Я все еще оставалась при своем мнении, что он перешел черту, предал меня, сделал что-то непростительное. Тем не менее, я начала складывать некоторые вещи воедино. Например, как его действия привели к тому, что я провалилась из академии, что я встала на нелепый путь мести, что заставило меня показаться ему пропавшей без вести, и он нанял Барретта, чтобы найти меня.

Он нашел меня.

И все изменилось из-за этого.

В хорошем смысле.

Неожиданным образом.

Так, как я никогда не могла предположить.

И за это я была благодарна.

Поэтому, несмотря на то, что нужно было провести серьезный разговор о том, чтобы сделать шаг назад и позволить мне принимать собственные решения без его вмешательства, я не думала, что прощение будет трудно найти.

Иногда жизнь работает именно так.

То, что казалось сокрушительным, когда происходило, в итоге оказывалось благословением, ведущим тебя к чему-то бесконечно лучшему.

— Понимает ли Барретт, что это будет проблемой?

— Что будет проблемой? — спросил Барретт, придвигаясь ко мне, его рука рассеянно скользнула мне за спину, пальцы впились в бедренную кость. По крайней мере, я надеялась, что это было по рассеянности, а не по плану, не для того, чтобы устроить шоу для его брата.

— Что встречаешься с единственной дочерью детектива.

— Он больше не детектив.

— Конечно, детектив, — сказал Сойер, улыбаясь, наслаждаясь предстоящей судьбой своего младшего брата. — И ему не понравится, что ты лезешь к его ребенку.

— Она не ребенок.

— Да, попробуй ему это сказать, — усмехнулся Сойер, положив руку на плечо брата и направившись к остальным членам группы.

— Все еще нервничаешь?

— Я осваиваюсь, — сказала я ему, и это было правдой. Волноваться было не о чем. Все они просто были счастливы, что я с