4 месяца - Джессика Гаджиала

— У тебя сотрясение, — напомнил он мне. И это было свидетельством того, насколько сумасшедшим был этот день, что я совсем забыла о том, что у меня легкая черепно-мозговая травма.

— О, нет. Я немного нервничаю, — призналась я. — Что странно для меня, — добавила я, вылезая из машины, потому что моей тревожной энергии нужен был выход. — Я имею в виду, что однажды в колледже я попала на вечеринку в полном одиночестве и завела кучу друзей за несколько игр в пивной понг и королей. Я не особо нервничаю из-за социальных связей. Но я нервничаю сейчас , — болтала я, пока шла к багажнику, чтобы взять пакеты с начинкой, чувствуя, как тело Барретта придвигается ко мне сзади, а рука ложится мне на бедро.

— Тебе не нужно нервничать.

— Я знаю, — согласилась я. — Но я все равно нервничаю.

Его рука скользнула дальше, сжимая мое бедро.

— Когда все остальное провалится, задавай им вопросы о них. Я где-то читал, что людям нравится говорить о себе. Это хороший способ завести друзей.

Только Барретт мог процитировать какую-то книгу о том, как заводить друзей, чтобы помочь мне преодолеть мою тревогу.

Это было мило.

Он был милым.

Каким-то образом, именно эта мысль в конечном итоге заставила меня почувствовать, что в животе у меня забурлило, когда он потянулся за чизкейком и захлопнул багажник.

— Готова?

— Да, — согласилась я, чувствуя, как его рука скользит по моей пояснице. Я знаю, что это должно было быть только для показухи, но я не могла не любить это ощущение, немного прислонившись к нему.

Мы поднялись на второй этаж, где располагалась основная часть дома. На нижнем этаже шел ремонт, чтобы — как сообщил мне Барретт — сделать его более удобным для собраний, поскольку круг их общения становился все шире.

Второй этаж был чистым классом: полы из черного ореха, нейтральные серые стены, сланцевые столешницы и приборы из нержавеющей стали на кухне слева, тщательно подобранные безделушки на полках вокруг телевизора в центре пространства.

Единственное, что, казалось, не соответствовало теме, — это пластиковая детская ручка основного цвета на месте журнального столика, внутри выложенная поролоновыми подушечками и усыпанная бесконечными игрушками. Блоки, куклы, барби и мягкие животные.

Внутри были две маленькие девочки, которым на вид было около двух или трех лет.

— Ари, — объяснил Барретт, когда поймал мой взгляд в том направлении. — Это дочь Сойера и Рии. А Ария — Тига и Кензи.

— Привет, убийца, — раздался голос Брока, громкий, радостный, привлекая всеобщее внимание к нам, стоящим у двери, наш вход остался незамеченным благодаря хаосу голосов внутри. — Как дела с головой?

— О, все хорошо. Совсем забыла о ней, — сказала я ему, махнув рукой.

— Держу пари, Барретт хорошо о тебе заботился, да? Ждал тебя с нетерпением. Находил новые забавные методы обезболивания… — его голос прервался, когда он подошел ближе, улыбка превратилась из дразнящей в дьявольскую за долю секунды, когда он наклонился к моему уху, чтобы никто больше не слышал. — О, дорогая, я вижу взгляд только что оттраханной женщины.

— Тише, ты, — потребовала я, но не стала отрицать. Я не хотела отрицать. Мне вдруг захотелось, чтобы весь мир узнал, что у нас с Барреттом что-то происходит.

Конечно, все в этой комнате должны были уже знать об этом, так что это сыграло в мою пользу.

— Мы принесли чизкейк и начинку, — объявила я, протискиваясь мимо Брока, когда забрала торт у Барретта, и направилась к женщинам, собравшимся на кухне, каждая из которых держала бокал — Рия с вином, а Кензи, похоже, с сельтерской или имбирным элем. — Я уверена, что вы уже приготовили десерт, но моя мама с меня бы шкуру спустила, если бы узнала, что я явилась на званый ужин с пустыми руками.

Достаточно того, что я явилась в джинсовых шортах и футболке. В мою защиту скажу, что Барретт тоже был в своих обычных брюках и футболке и не упомянул, что, возможно, было бы уместно немного приодеться.

Но глядя на Рию и Кензи, я решила, что мне нужно немного обновить свой гардероб, может быть, найти несколько красивых вещей, таких как льняные брюки, с широкой штаниной, которые были на Рии, льдисто-голубого цвета с простой шелковистой белой блузкой сверху. Кензи, ну, Кензи выглядела так, будто вышла из журнала мод в своих узких джинсах в полоску, шестидюймовых каблуках и черной рубашке, которая обтягивала ее живот и завязывалась узлом на одном бедре.

В свою защиту скажу, что у меня не было чувства стиля. А у Кензи был магазин, где она сама разрабатывала одежду. Конечно, она знала, как одеваться.

— Чизкейк — это всегда хорошая идея, — сказала мне Рия, взяла чизкейк и повернулась, чтобы засунуть его в холодильник, пока я ставила пакет с начинками на стол.

— У нас есть карамель, шоколад, вишня и… ты в порядке? — спросила я, глядя на Кензи, чье лицо вдруг стало немного, ну, серым.

— Разговор о еде, — объяснила Рия, когда Кензи подняла свой бокал, чтобы сделать осторожный глоток. — Не самая лучшая тема для нее сейчас. Ее тошнит.

— О, это отстой. Почему ты не отменила встречу, если чувствуешь себя плохо?

— Потому что, по моим подсчетам, у меня еще около четырех недель тошноты…

— О! — сказала я, понимая. — Ты беременна. Барретт не упоминал об этом.

— Он не знал, — объяснила Кензи, пожимая плечами. — Я только вчера сказала Тигу. Я не была уверена. Я думала, что у меня какой-то сбой. Но нет. У меня на подходе еще один маленький чертик.

— Ария просто немного… ах, — Рия сделала паузу, пытаясь найти доброе слово.

— Одержима демоном половину времени? — спросила Кензи, но она улыбалась в сторону своей дочери.

— Я хотела сказать «энергична». Но это справедливо, когда она в одном из этих своих упрямых настроений.

— Весь ее характер — это упрямство, — объяснила Кензи, и этот факт звучал гордо.

— Прямо как ее мама, — добавил глубокий мужской голос, вторгаясь в наше пространство, поглощая все своими размерами. — Кларк, приятно официально познакомиться с тобой.

— Мне тоже, Тиг. Я много о тебе слышала.

— Иди, присядь, — потребовал Тиг, упираясь