Сны с чёрного хода 2 - Алексей Небоходов

– Ты ведь читаешь про себя? – он кивнул в сторону журнала, всё так же улыбаясь, но теперь с едва заметной насмешкой. – Обычная желтуха. Мы сами её подогреваем, чтобы оставаться в новостях.

Лия скользнула взглядом по страницам, но взгляд сам собой остановился на заголовке, напечатанном жирным, кричащим шрифтом. В этих словах не было ничего нового – газетчики всегда искали сенсацию, делая из частной жизни публичное зрелище, превращая её в товар для широкой аудитории. «Измена мужа. Интриги. Фиктивные романы.»

Выраженные с абсолютной уверенностью, они впивались в сознание, вызывая не столько гнев или возмущение, сколько холодное осознание того, что её жизнь давно перестала принадлежать ей. Это не просто ложь – это искусно сплетённая история, от которой теперь невозможно избавиться. Громкие заголовки, уверенные утверждения, сочетающие вымысел и догадки, создавали эффект присутствия, внедряя в сознание читателей то, чего никогда не существовало. Но правда в том, что реальность больше никого не интересовала.

Слова, отпечатанные жирным шрифтом, казались высеченными в камне. Громкие заголовки, уверенные утверждения, в которых не было сомнения, но было главное – эффект. Всё это существовало не для неё, не о ней, а ради чего—то другого. Ради новостей, рейтингов, обсуждений.

– Что? – её голос прозвучал тише, чем хотелось бы, как если бы в лёгкие вдруг не хватило воздуха.

Антон рассмеялся, сделал ещё один глоток, чуть наклонился вперёд, будто рассказывая что—то забавное.

– Ты что, забыла? – в голосе прозвучала лёгкая насмешка, как если бы он объяснял прописные истины ребёнку. – Мы сами иногда придумываем скандалы, чтобы поддерживать интерес.

Она не пошевелилась.

– Мы?..

– Ну конечно, – он снова откинулся назад, удобно устроившись в кресле, наблюдая за ней с ленивым интересом. – Ты ведь не хочешь, чтобы о тебе забыли, верно?

Лия не ответила. Вопрос повис в воздухе, но не требовал ответа. Всё уже было решено.

– Ты ведёшь себя так, будто не знала, как это работает, – продолжил он, наклоняя бокал, лениво наблюдая, как по стенкам стекают капли. – Всё в этом мире построено на внимании. Людям нужна эмоция, нужен повод для обсуждения, и, если его нет, его нужно создать. Ты думаешь, почему твои книги всегда на слуху? Потому что у тебя талант? – он усмехнулся. – Это, конечно, приятно, но недостаточно. Люди любят истории, а настоящая история всегда выходит за пределы страниц.

– То есть ты считаешь, что моя жизнь – это просто ещё одна история?

Антон легко пожал плечами, будто вопрос не имел особой значимости.

– Ты сама этого хотела. Хотела успеха, влияния, чтобы твоё имя значило что—то. Разве не ради этого всё затевалось?

Лия смотрела на него, но уже не видела перед собой того, кем он был когда—то.

– И ты не видишь в этом ничего… неправильного?

– Неправильного? – он рассмеялся. – Что в этом может быть неправильного? Это бизнес. Никто не хочет читать о счастливых браках и стабильных отношениях. Скандалы продают. Всегда продавали.

– Значит, ты считаешь, что это нормально?

Антон снова откинулся на спинку кресла, поднял бокал на уровень глаз, рассматривая красное вино на свет.

– Абсолютно.

Мир, который только что был таким чётким, вдруг потерял очертания.

Внутри раздался тихий хруст: едва заметная трещина, которая, тем не менее, распространялась дальше, с каждой секундой, пока осознание погружалось всё глубже.

Её имя, её облик, её голос – всё это было инструментом в чужих руках, тщательно продуманным механизмом для поддержания интереса. Не женщина, не личность, не живой человек со своей историей, а всего лишь удобный бренд, над которым работали, которым тщательно управляли, словно его владелец сидел напротив и сейчас с легкостью объяснял ей правила игры. Всё, что она говорила, что делала, даже то, о чём никогда не рассказывала, могло стать частью нарратива, искусственно созданного для публики. Успех строился не на таланте, не на творчестве, а на обсуждениях, скандалах, вброшенных слухах. Она больше не принадлежала себе.

Пальцы медленно разжались, журнал с лёгким шорохом упал на пол. Антон даже не обратил внимания. Он уже вернулся в свою реальность, где этот разговор не имел значения. Где всё шло так, как и должно было идти.

Лия смотрела на него, ощущая, как что—то внутри неумолимо приближается к точке, за которой не будет пути назад.

Лия медленно водила пальцем по экрану телефона, взгляд скользил по списку контактов, но сознание не выхватывало ни одного имени, не задерживалось ни на одной фамилии. Будто перед ней были случайные люди, случайные цифры, лишённые связи с её прошлым, с её настоящим, с самой ней. Чувство, сначала лёгкое, почти незаметное, постепенно разрасталось, окутывало её липкой тревогой. Что—то ускользало, растворялось на грани осознания, и чем сильнее она пыталась ухватить эту мысль, тем отчётливее понимала: в её памяти зияет провал, зияет пустота.

Пальцы остановились на экране. Осознание пришло внезапно – она хотела написать кому—то, но не помнила, кому. Желание всплыло в сознании само по себе, как инстинктивное движение, как порыв, которому не требуется объяснение. Но в следующую секунду мысль оборвалась, словно наткнувшись на стену.

Глубокий вдох, лёгкое головокружение, как если бы воздух вдруг стал гуще. Веки опустились, сознание отступило, позволяя памяти самой вывести на поверхность забытое. Темнота сомкнулась вокруг, мягкая, плотная, скрывающая за собой нечто ускользающее. Внутри этой черноты всплыл звук – шёпот, приглушённый, обволакивающий, полный странного, незнакомого, но тёплого ощущения. Казалось, голос звучал совсем близко, чуть сбоку, будто кто—то склонялся над ней, но разобрать слова было невозможно.

Чьи—то пальцы скользят по её запястью. Мужские руки, крепкие, уверенные, лёгкое давление на кожу. Прикосновение, в котором нет ни грубости, ни случайности, только нечто естественное, как дыхание.

Образ мужчины всплыл перед глазами, но лицо его оставалось размытым, скрытым пеленой, будто кто—то стёр детали, оставив только ощущения, тёплый след на коже. Кто он? Она знала его? Она должна была знать.

Имя застыло на краю сознания, на самом кончике языка, но чем сильнее она пыталась его вспомнить, тем глубже оно уходило в темноту.

Глухая, давящая пульсация в висках нарастала, становилась настойчивее, как будто сознание само пыталось воспротивиться воспоминанию, не пуская его на поверхность. В груди сгустилось неприятное ощущение, похожее на сжатый комок тревоги, который невозможно было разжать. Сердце сбилось с ритма, пропустило удар, затем замерло в короткой паузе, прежде чем вновь сорваться в неровный, лихорадочный темп.

Резкий вдох, веки дрогнули, и вот уже комната вновь обретает очертания. Всё то же мягкое освещение, теплота глянцевых поверхностей, позвякивание льда в стекле. В воздухе запах вина,