Сладкий - Маша Ловыгина

Егор вошел в квартиру и, не включая свет, улегся на неубранный с ночи диван. С тех пор, как к ним три раза в неделю стала приходить уборщица, Юля совсем забросила домашнее хозяйство. Да и когда ей им было заниматься? Вечно какие-то салоны, светские походы, премьеры и обучающие тренинги.

Егор закрыл глаза и глубоко вздохнул. Димка оказался прав – родители Егора были уже в таком возрасте, когда семейная жизнь воспринимается совсем по-другому, нежели в более молодом. Вечерами они читали книги или играли в шахматы, слушали классическую музыку и обсуждали театральные постановки. Вот и Егор примерял на себя эти отношения, словно доставшийся ему в наследство старинный фрак. А следовало бы, наверное, подумать, как он в этом фраке выглядит на фоне кожаных курток с клепками и рваных джинсовок.

Щелкнул замок. Егор открыл глаза и сел на диване.

Каблучки процокали по паркету. В ванной зашумела вода.

Егор встал и направился на звук воды.

– Привет! – сказал он, прислонившись плечом к стене.

– Ой! – Юля уставилась на него в зеркало, и взгляд ее, испуганный, словно у маленького ребенка, заставил Егора на мгновение усомниться в собственных мыслях. – Я думала, ты уехал!

– Уже поздно. Где ты была?

– Ездила в торговый центр, – Юля добавила под струю несколько капель розового масла.

– Одна?

– Да. Взяла такси и поехала.

– Что-то срочно понадобилось? – спросил он, наблюдая за тем, как расплываются по поверхности воды радужные пятна.

– Да... – Юля приподняла волосы и заколола их на затылке. – Но я не нашла того, что искала.

– А Дима?

– Что Дима? – взмахнув ресницами, Юля приподняла бровь.

– Дима был с тобой?

– Со мной? Что за бред, Столетов? Ты уже в конец заработался.

– Я видел, Юль. – Егор уже и сам не понимал, зачем затеял этот разговор. Все было так явно, мерзко, что хотелось с головой окунуться в радужную, пахнущую розами воду и хорошенько отмыться. Только вот розовый аромат вряд ли заглушит гнусный запашок измены, которым несло за версту.

– Господи, что ты видел? – В голосе Юли послышалась усмешка.

– Видел его машину и то, как вы сели в нее и уехали. – Егор почувствовал покалывание в висках, первый признак начинающейся мигрени. Ко всему прочему внутри стало вновь расти раздражение.

– А... – Юля облизала полные губы. – Ну и что?

– Ты... ты спишь с ним? – вырвалось у Егора вопреки его желанию.

Юля смерила его нечитаемым взглядом, а затем стала медленно расстегивать пуговки на блузке. Одну за другой, пока не развела полы, демонстрируя затянутую в красивый кружевной бюстгальтер грудь.

– Я задал тебе простой вопрос, – Столетов дернул шеей, попутно подумав, что левая грудь кажется чуть выше.

– Простой вопрос... – Юля вздохнула. – Нет, Столетов, я с ним не сплю. И вообще, твой Дима редкостный придурок!

– Что?

Некстати на память пришло высказывание: друг мужа всегда враг жены, если только он не ее любовник.

– Не сплю я с ним! – рявкнула Юля, запахивая блузку. – И не смей меня спрашивать о таком! Посмотри на себя! Ты же... ты же... – она сощурилась. – Да тебе лечиться надо!

– Мне?! – Егор поморщился, когда в правый висок ударила первая волна боли.

– Ну не мне же? У меня вполне понятные и здоровые желания в отличие от тебя!

Столетов рванул в гостиную, затем в коридор, где вытащил большую дорожную сумку из стенного шкафа.

– Куда ты собрался? – Юля стояла в дверях, сложив руки на груди.

– От тебя подальше... – буркнул Егор, закидывая в сумку нижнее белье.

– То есть, это я виновата? – Сейчас Юля была особенно хороша – щеки ее подернулись румянцем, а глаза сверкали. – Я?! – повторила она и закрыла лицо ладонями.

Егор уже и сам ничего не понимал. Но находиться рядом с женой не мог. Возможно, она была права, и он болен. Болен под завязку своими подозрениями, усталостью, тоской и едва сдерживаемыми на протяжении нескольких лет эмоциями. Когда-нибудь они прорвут эту тонкую защиту внутри него, и тогда он просто сдохнет от собственной ненависти к самому себе и всему окружающему его миру.

– Мне нужно время, – сказал он напоследок, стоя в дверях. – Прости. Мне нужно время.

– То есть, ты вот так сейчас и уйдешь? – донеслось в спину. – Вывалил на меня ведро грязи и...

– Юль, пожалуйста, не сейчас! Мне необходимо подумать...

Дверь захлопнулась, отдаваясь в голове невыносимой, раздирающей болью. Раздался металлическое лязганье.

– Егор! Егорушка!..

Неужели Юля пошла за ним?

– Миленький мой...

– Ва-ря... – слетело с губ Столетова, заставив сердце несколько раз гулко удариться в ребра, а сознание вернуться в действительность и ужаснуться тому, что произошло...

Девушка без присмотра – как пламя. Либо погаснет, либо спалит все на хрен

Описать состояние Вари можно было только одним словом. Но слово это в их газете, как и в других приличных изданиях, являлось непечатным. И если бы Семен Аркадьевич спросил сейчас свою сотрудницу Варвару Павлову, хочет ли она поехать на Сладкий, она бы не смогла выдавить из себя ни единого звука. Как и в эту самую минуту, когда стояла, навалившись на железный крюк и вжимая его в запаянное кольцо.

Каждый шорох заставлял Варвару вздрагивать всем телом и стискивать челюсти, чтобы стук зубов не выдал ее присутствия. Странная мысль, учитывая, что тот, кто находился внутри, был прекрасно осведомлен о том, что они никуда не делись. Или он не догадывался о том, что и Варя находилась в доме?

Варвара поняла, что незнакомец не только разбил окно, но и влез в комнату. Она ориентировалась на звук возни и падающих стекол. Ей хотелось крикнуть, что в избе нет никаких ценностей, но в горле пересохло, и интуиция, сжавшись в дрожащий комок, настойчиво бубнила, что этого нельзя делать ни в коем случае.

Половицы скрипнули совсем рядом. Варвара прижалась щекой к дверной щели и задержала дыхание. Возможно, ночной «гость» сделал то же самое, но она не знала этого наверняка. Просто почувствовала исходящую извне злобную волну.

Прорваться через дверь налетчик не мог. Во всяком случае, легко сделать это у него