Маскарад сердец - Кейти Роуз Пул

class="p">Думать только: больше двенадцати лет ему твердили, что мать бросила его, уехала за полмира. А она всё это время находилась в двадцати минутах езды на лодке.

— Думаю, твой отец хотел держать её рядом, — ответила Марлоу. — Чтобы приглядывать за ней. На случай, если она найдёт лазейку и сбежит.

Яростная злость вспыхнула в груди Адриуса. Он поймал себя на дикой мысли: если бы Аурелиус сейчас стоял перед ним, он не задумываясь снова вонзил бы нож в его сердце.

Марлоу мягко коснулась его руки, и Адриус повернулся к ней. В её взгляде читалась тревога.

— Ты уверен, что хочешь сделать это сейчас? — спросила она.

Он лишь кивнул.

Марлоу повела его по тропинке к дому, через кованые ворота, мимо ухоженного газона и аккуратно подстриженных живых изгородей.

Перед самой дверью Адриус остановился.

— А что, если она…

Он сглотнул. А что, если мать не захочет его видеть? Если она не узнает того, кем он стал? Того, кто стал таким холодным, таким бесчувственным, что даже не сумел оплакать смерть собственного отца.

Исме увидит его насквозь. Увидит, как сильно он похож на своего отца — человека, который держал её взаперти все эти годы. И прогонит его, как только поймёт, кто перед ней.

— Адриус, — голос Марлоу вырвал его из водоворота мыслей. — Когда я видела твою мать… она была заперта здесь очень давно. И единственное, чего она хотела, о чём просила — это не свобода. Она просто хотела увидеть тебя и твою сестру.

Адриус глубоко вдохнул, позволяя словам дойти до сознания. Но что, если Исме на самом деле хотела увидеть того Адриуса, которого помнила? Маленького мальчика, который плакал, когда сестра его била, садился к ней на колени, прося угощений, сказок и обнимашек? Того Адриуса, который существовал только в её воспоминаниях, но не того, кем он стал сейчас.

— Мы можем не заходить, — мягко сказала Марлоу. — Вернёмся в другой раз.

Но Адриус покачал головой. Если он струсит сейчас, то, возможно, никогда больше не наберётся храбрости.

— Хорошо, — сказала Марлоу и толкнула дверь.

Изнутри не раздалось ни звука. Марлоу просунула голову в прихожую:

— Здравствуйте? Исме? — позвала она. Адриус остался стоять в дверях, пока Марлоу осторожно продвигалась вперёд.

И тогда он увидел её — через арку, ведущую в гостиную. Его мать.

На ней был халат тёмно-фиолетового цвета. Тёмные волосы, теперь с серебристыми прядями, были заплетены в косу, перекинутую через хрупкое плечо.

В руке она сжимала подсвечник — словно оружие.

— Я не хочу вам навредить, — тихо сказала Марлоу.

Пальцы Исме крепче обхватили подсвечник.

— Привет, мам, — мягко произнёс Адриус.

Подсвечник с грохотом упал на пол. Мать кинулась к нему. Адриус успел поймать её.

Она обрушилась в его объятия, рыдая так, что содрогалось всё её тело. Рыдающий, надрывный плач, который Адриус почувствовал до самых костей.

— Адриус… — всхлипывала она снова и снова. — Мой мальчик. Мой сын. — Она отпрянула, костлявыми руками обхватила его лицо. — Это правда ты. Боги мои.

И тогда на него обрушилась волна такой пронзительной, бездонной скорби, что он, возможно, рухнул бы на пол, если бы не продолжал держать мать.

Казалось, эта боль и печаль так долго были заперты внутри него, так глубоко зарыты, что он почти убедил себя, будто не чувствует их вовсе. Но сейчас, глядя в глаза своей матери — впервые за более чем десять лет — они хлынули на него, как бесконтрольный поток.

— Да, — сказал Адриус, голос его дрожал от сдерживаемых слёз. — Это правда я.

— Ты совсем взрослый… — Она снова зарыдала, слёзы струились по её щекам.

И её слёзы заставили его собственные упасть свободно, без удержу.

— Прости, — всхлипывал Адриус. — Прости меня.

Его мать отстранилась, обхватила лицо ладонями. Адриус зажмурился — от нежности её прикосновения, от боли, что читалась в её взгляде.

— Прости? — переспросила она с тихим изумлением. — За что ты просишь прощения? Ни в чём из этого нет твоей вины.

Горячие слёзы стекали по щекам Адриуса.

— Я… я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не… — голос сорвался. — Я…

— Ты мой сын, — произнесла она с такой силой, словно пыталась вытеснить из него сомнения. — И этого достаточно. Это единственное, что имеет значение. Ты мой сын, и я люблю тебя. Очень.

Адриус покачал головой:

— Ты не знаешь, что я сделал. Во что я превратился.

Она провела пальцами по его щеке — и от этого прикосновения Адриус почувствовал, как внутри всё рушится.

— Может быть, я больше и не знаю тебя, Адриус. Но я знаю твоё сердце. Я знаю, что ты хороший.

Она прижалась губами к его лбу. Адриус вцепился в неё и заплакал.

Казалось, он голодал по этой любви всю свою жизнь. Говорил себе, что ему не нужно, не важно, что он этого не достоин. Что согласится на крохи — на злость Амары, презрение отца. На фальшивые отношения с девушкой, которую не сможет по-настоящему любить. На обломки и осколки, из которых можно склеить хоть какую-то иллюзию любви.

Но сейчас, рыдая в объятиях матери, он понял: что бы он ни пытался построить вместо этого — настоящая любовь всегда найдёт способ это разрушить.

И он снова останется среди руин.

Глава 27

Адриус и его мать были так поглощены своей встречей, что даже не заметили, как Марлоу бесшумно вышла из дома. Она тихо прикрыла за собой дверь и почти вслепую направилась по тропинке к пристани, а в глазах у неё начали собираться слёзы.

Она искренне радовалась за Адриуса — спустя столько лет он, наконец, увидел свою мать. Но при этом внутри неё что-то надломилось. Ведь она точно знала, как отчаянно Исме мечтала увидеть своих детей за все эти годы заточения. Это, как Марлоу и сказала, было её единственной просьбой.

А потом мысли невольно вернулись к её собственной матери. Та, возможно, сейчас находилась где-то за полмира отсюда. Скучала ли она вообще по дочери?

И даже если скучала, даже если вспоминала о Марлоу так же часто, как Марлоу — о ней, она всё равно выбрала — уйти.

Мать Марлоу любила её. Она это знала. Просто… не так сильно. Не так, как Исме любила своих детей.

Марлоу вытерла глаза и посмотрела вниз, в чистые воды канала. Где бы ни была Кассандра, пусть она будет счастлива. Пусть будет в безопасности.

Но думать о ней — хотя бы ещё секунду — она больше не собиралась.

Она обернулась к дому… и замерла.

На