После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко

накаркать, да только не получается. И в разделе имущества доверие играет вообще самую незначительную роль. Больше идёт понимание, что если не я, то никто. Это не упрёк. Мне действительно по большому счёту было особо не до твоих клиник. От того, что ты в них не появлялась первые месяца после развода мне было ни тепло, ни холодно. Я подписывал акты. Я проверял все счета. Это не говорит о том, что я не доверял. Это говорит лишь о том, что здесь я хотя бы видел границу, что в твою песочницу лезть нельзя, но с ребятами у меня этих границ нету, потому что они маленькие, а я глупый отец. Ну вот, захотел Родион жениться рань-пересрань. Вот почему бы мне вместо того чтобы потакать, просто долбануть кулаком по столу и сказать нет, а даже если бы послушался, пусть бы сам всего добивался, а не у папы под крылышком, в тепле и уюте, где пировала лихая жадность его жены. Захотел Назар свой бизнес открывать, можно же было тоже ударить кулаком по столу и сказать, нет, у тебя ни опыта, ни знаний, ни понимания, ничего нет, поэтому сиди и работай. Но я же посчитал, что так будет лучше, а оно вышло, как обычно, через жопу…

Исповедоваться и признаваться в том, что много где косячил, было больно. Настолько, что я физически ощущал какую-то резь в груди и старался незаметно потереть ребра.

Устинья нервно вздохнула, как будто бы набираясь смелости сказать мне что-то, но я пожал плечами.

— И знаешь… Вот в нашей с тобой ситуации я тоже плохой муж, потому что подумал, что честнее прийти и сказать тебе о том, что мы разводимся, да, только я не усмотрел тот факт, что мы разводимся из-за моей измены. Струсил в самый последний момент, но честно же поступил, честно же ушёл. Честно же высказал свои опасения относительно третьей беременности. И вот неоднозначная, знаешь, какая-то ситуация получается, что вроде бы я и что-то сделал нравственно правильное, но подоплёкой к этому была абсолютно чудовищная, ужасная причина — предательство, так что нет, Устинья. Здесь вопрос стоит не в доверии.

Я зажал ладонями глаза и тяжело вздохнул.

— Здесь вопрос стоит исключительно в том, что иногда надо уметь затормозить. Иногда надо понять, что не все, чего желаю я, этого желает господь, так бывает и дерьмово, что я это осознал только сейчас. Стоя на перепутье, стоя у разбитого корыта, и абсолютно не понимая, за что хвататься, но я тебе обещаю, что я все исправлю.

У Устиньи по щекам потекли слезы, она постаралась скрыть их от меня, отвернулась.

А я, чтобы не смущать, осторожно встал из-за стола, сделал несколько шагов в зал. Я не хотел, чтобы она чувствовала себя помимо того, что была преданной ещё и униженной, она имеет право на свои слезы.

Глава 66

Адам.

— Я не сильная, — шепнула Устинья, пристёгивая ремень безопасности.

Я дёрнулся, непонимающе посмотрел на неё.

— Ты о чем сейчас?

— Я не сильная, ты говорил, что я сильная. По глазам моим, видно, жизнь тряхнула. Жизнь долбанула, но, Адам, я не сильная.

Она обняла себя за плечи, словно показывая, насколько беззащитна.

— Нет, Устинья, — мягко ответил я и покачал головой. — Сильные люди рожают слабых людей. Поэтому как бы тебе не казалось, что ты у меня слабая, на самом деле ты очень сильная женщина. Это надо ещё попробовать и попытаться отъявленного психопата сделать порядочным бизнесменом. Это ещё надо попытаться этого психопата вытащить из самого дерьма. Поверь, слабая женщина не остаётся. Она уходит, а ты, стискивая зубы, тащила за волосы меня, тащила из этого болота.

— Ты сам себя тащил, — сказала Тина тихо и сморкнула слезы. — А я…мне кажется, иногда, что я настолько какая-то неправильная, что ли? Ты вот ушёл, а я сидела и не понимала, что мне делать. Ты вот ушёл, а мне казалось, у меня жизнь кончилась.

— Ну, если б ты сразу узнала про измену, ты бы была более активной, поверь мне. Ты бы мне просраться дала ещё документы из загса не получив.

Устинья покачала головой, не хотела мне верить, не хотела понимать, что самая истинная и большая сила женщины в её слабости, как бы это по-дебильному не звучало.

— Я вот просто вспоминаю. Что было у родиона на дне рождении, стояла растерянная, взмахивала руками, не понимая, что, что, что теперь происходит. Если бы не ты… Если б ты не сориентировался. Господи, я как вспомню, как ты Софию выдернул из-под машины, Адам, если бы не ты ни у кого бы не было сегодня, понимаешь?

— Нет Устинья, я не понимаю. Потому что ты рассуждаешь об абсолютно неправильных вещах. Есть дела женские, есть дела мужские. Можно было бы сказать, что я вот тоже какой-то не такой, потому что вдруг мне ребёнка месячного дашь на руки. А я сам в говне извожусь, ребёнка в говне извожу, ну тупо от того, что, ну, руки у меня здоровые и фиг я надену этот малюсенький памперс на него. Так, и здесь бывают ситуации там, где нужна женская логика, женская реакция, а бывают ситуации, где нужна мужская сила. И все на этом. Так что ты сравниваешь вещи, которые можно описать, как смешать тёплое с солёным. Вот что ты пытаешься сделать. Не надо говорить, что ты беспомощная. Не надо говорить, что ты никакая. Ты самая лучшая.

Я завёл машину и быстро отвёл глаза. Противоестественно, неправильно в носу защипало. Да, моя жена самая лучшая, и я, тварь такая, её предал неосознанно, зло, жестоко. Теперь я разгребаю плоды своего предательства, нельзя считать, будто бы все в этом мире закономерно, все в этом мире происходит, потому что случился какой-то катарсис, нет. Я был достаточно суеверным человеком. Никакого закономерного катарсиса в моей семье не было. Это я получил расплату за грехи, за свой самый главный грех. И Бог мне прощал все, он прощал мне все моё прошлое, он прощал мне всю мою работу. Намекая на то, что имея такую чёрную, прожжённую душу, я умудряюсь так искренне и безумно любить одну единственную женщину. И вот когда я умудрился предать любовь к ней, я получил по самое не балуйся, я получил со всех сторон.

Мои дети несчастны.

Моя мать при смерти, отец вот вот за ней пойдёт.

Устинья неизвестно, доносит ребёнка или нет.

Это все только