После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко

До больницы доехали быстро, и мне даже показалось, что я гнал как сумасшедший, тупо из-за того, чтобы больше не думать о том, кто в этом виноват и что с этим делать.

Устинья вышла из машины, я обошёл тачку, перехватил жену за руку, приобнял, посмотрел на палящее солнце.

— Она совсем не приходит в себя. Да? — Спросила Тина, уже стоя перед палатой реабилитации там, где под проводами и с этими датчиками лежала мама.

— У нас не было свидетельств того, что она приходила в себя, — сказала тихо медсестра и опустила голову. — Мы не оставляем её. У неё несколько сиделок, все это контролируется, замеряется пульс, давление. Каждый час мы стараемся отследить все изменения. Мы используем питание. Сами понимаете как это…

Устинье выдали больничный халат, мягкие бахилы, шапочку на волосы. И она, тихо зайдя в палату, присела на кресло рядом с койкой.

Я отвернулся от окна, которое было в боковой стене. Зажал ладонями глаза.

Мать была в плохом состоянии. Кожа потускневшая, посеревшая. Мать была настолько в плохом состоянии, что в какие-то особенно дерьмовые моменты, у меня появлялись мысли, что наш врач прав, и мы просто оттягиваем безнадёжное. Из-за того, что замок не щёлкнул, палата осталась приоткрытой, и я услышал мягкий голос.

— Мам, мамочка, — позвала Устиния.

И я резко обернулся.

Устинья склонилась к матери, поймала её за руку, прижала тыльную сторону ладони к губам.

— Мамочка, мам, пожалуйста, я же знаю, что ты меня слышишь, а если не слышишь, ты меня чувствуешь, мам?

Устинья всхлипнула и покачала головой, растирая слезы по руке матери.

— Мам пожалуйста, мы очень сильно тебя ждём, нам тебя так не хватает, тебя очень сильно не хватает твоему сыну, пожалуйста, мам. Я тебя умоляю, сделай рывок. Просто приди в себя, а Адам остальное поправит. Ты же знаешь, что он держит обещания. Мам, пожалуйста. Я тебя умоляю, мам.

У меня дрожали губы, позвоночник то и дело простреливало огненными разрядами, а каждая мышца как будто бы была насквозь нашпигована иглами.

Я стоял, трясся, сжимал до боли кулаки.

— Мам, он один не выберется. Мам, пожалуйста, пожалуйста. Мам, приди в себя. Я тебя очень прошу. Я тебя очень люблю, мам.

Глава 67

Устинья

Я не могла поверить, что мать лежала без чувств.

Я очень хотела её дозваться.

Я правда хотела, чтобы она открыла глаза и сказала:

— Деточка, ну что ты здесь убиваешься? Сейчас, сейчас маленько отдохну и приеду пирожки с капустой стряпать.

У меня была не та свекровь, про которую шутки шутят и анекдоты рассказывают. У меня была самая лучшая свекровь, и поэтому сейчас я не могла равнодушно смотреть на то, как она лежит и не реагирует ни на что. Поэтому я уговаривала, я просила её.

— Мам, вернись, пожалуйста. Мам, мам, приди в себя. Я тебя прошу. Мам, мне не справиться одной, пожалуйста.

Я не помню, сколько я времени провела в больничной палате.

Только когда сиделка зашла и попросила освободить палату, я поняла, что время уже близится к полудню.

Адом сидел на скамейке в коридоре, зажимал ладонями глаза.

— Ты не пойдёшь?

— Пойду. Но после четырех приеду.

Я вытерла дрожащей рукой лицо и, замявшись, спросила:

— У тебя сегодня дела?

— Да, дела есть, поэтому давай я тебя отвезу домой.

Я не стала противиться.

Меня всю потряхивало.

Я не понимала, как такое могло случиться со свекровью?

За что?

Она же…

Она же ничего никогда плохого не сделала.

Она же была самой чудесной бабушкой.

Самой лучшей матерью, самой лучшей второй матерью мне.

О другой я и мечтать не могла.

Почему с ней это произошло?

В машину села и безжизненно откинулась на спинку сиденья.

Всю дорогу смотрела в окно, подмечая, как менялся цветущий город. То самое лето, которое стало расколом для всей семьи.

То самое лето, которое принесло ужас.

И с этим надо было что-то делать, но я пока не представляла что.

И по идее, по-правильному, надо собраться с силами, и какой бы слабой я себя не считала, мямлей какой-то, надо собраться с силами и хотя бы выйти на работу, хотя бы разобраться с клиниками, с кадрами, с клиентами, с бухгалтерией, с юридическим отделом.

Адам привёз меня домой и, помявшись, потоптался у подъезда, не зная, что мне сказать, Я тоже не знала что можно говорить в такие моменты, поэтому вполне искренне призналась:

— Я очень хочу, чтобы мама пришла в себя

— Я тоже. — выдохнул Адам и качнул головой.

Домой заявилась внезапно и поэтому, увидев Машу, которая почему-то с заговорщицким видом стояла и к чему-то прислушивалась, тоже нахмурилась.

Держа внучку за руку, я двинулась в сторону источника шума и замерла возле кабинета Адама.

Его занимал Родион, была громкая связь.

— Да чтоб ты сдох, чтоб вся твоя семейка сдохла. — Кричали с той стороны. Я отчётливо слышала голос отца Даши.

— Сдохну, — холодно отвечал Родион. — Все мы когда-нибудь сдохнем.

— Да ты знаешь кто? Да ты вообще антихрист, как тебя земля носит? Ребёнка забрал.

— А что надо вашей шлюхе дочери его оставить? Для того, чтобы вырастила такую же беспринципную тварь, которая влезла и сломала несколько семей?

— Да пошёл ты, знаешь куда? Чтоб у тебя все померли вокруг, а ты загибался, понял? И бабка твоя скопытится!

— А я за это зубы пересчитаю всем. — и в голосе Родиона было столько яда, столько какой-то неразбавленной злости, что у меня мурашки шли по коже.

Маша не понимала ещё о чем шел разговор, поэтому просто подстраивалась под меня, видя, что я меняюсь в лице, она точно также хмурила бровки, либо приоткрывала ротик.

А меня просто парализовало при звуках голоса сына.

Таким Родиона я не знала.

Родион всегда немного рассеянный, весёлый, Смешливый.

Нет, сейчас в кабинете сидел не мой Родион.

Сейчас сидел в кресле Родион Адамович Завадский.

Я прижала Машу к себе и услышала визгливую ноту матери Даши.

— Мы на тебя в суд подадим и, знаешь, все отсудим, все отсудим. Ты пойдёшь на паперть. Ты столько лет мучил нашу дочь, ещё и внучку забрал. Ты пойдёшь на паперть.

— Вперёд. — холодно, на выдохе, произнёс Родион, я привалилась плечом к стене, чувствуя, как у меня мурашки поднялись по всему телу. — Давайте суд, я буду рад. Я покажу прекрасные переписки вашей ненаглядной дочери, а ещё расскажу