После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко

Это было правильно.

Привезя Устинью, я побыл какое-то время с ними, в основном затем, чтобы переговорить с Родионом, более подробно узнать его планы, упёрся рогом — развод и лишение родительских прав. На каком основании, конечно, непонятно, он собирался лишать Дашу родительских прав, но я на это обязательно посмотрю, посмотрю, еще может, масло в огонь подолью, потому что сейчас он действовал импульсивно, не понимая, что может быть женой, она была дерьмовой, может быть, хозяйкой она была криворукой, но ребёнок от этого не страдал. Я тем более понимал его злость и обиду, что столько лет она умудрялась врать, при этом ещё втягивая в это Назара. Я прекрасно понимал его, просто я не верил в то, что у него получится лишить её родительских прав. Оснований нет. Если бы она, бухала, где-нибудь валялась на обочине, оставив ребёнка со своим собутыльником, да если бы она пристрелила человека, да если бы у неё была нарко или алкогозависимость, но ничего этого не было. Ну а беспорядочные половые связи ты попробуй, иди докажи. И я его попросил переехать к Устинье только ради того, чтобы он хотя бы все это контролировал, хотя состояние у сына и так было без каких-либо наваленных проблем сверху подавленное. Но я считал, что трудности закаляют, трудности выращивают сильную личность.

Пора расти, малыш.

После этого отправился к матери. Улучшений никаких не было, настолько не было улучшений, что врач, боясь мне произнести вслух то, о чем я думал, мялся. И отводил глаза.

— Мы можем что-то ещё сделать? — Спросил я, пытаясь, расплести этот клубок. — Давайте, может быть, пригласим каких-то врачей из Питера. Может быть надо лететь за границу.

— Ну, вы понимаете, в таком положении, в таком состоянии транспортировать маму…

— Это уже не ваша проблема, — вызверился я. — Я найду, я решу этот вопрос. Просто скажите, что мы ещё можем сделать?

— Адам Фёдорович, как бы я не хотел сказать действительно что-то хорошее для вас, я не могу. Мы можем развести эту мышиную возню, но я не верю в хороший исход. Она должна была прийти в себя после операции. Мы поставили стенд, но она не приходила в себя. И это говорит одно то, что она сейчас просто повисла на перепутье: ни туда, ни сюда.

Впервые за все это дурацкое время хотелось вены вскрыть. Мне казалось, что мать на себя взяла весь огонь, мать отдала себя, чтобы у неё внуки родились, правнуки.

Это было дерьмово.

Но ещё дерьмовее осознание, что грешникам, прелюбодеям никогда возмездие не приходит прямо, оно всегда бьёт по касательной. Заставляет мучиться, загибаться от боли за что-то дорогое и бесценное.

Назар связался с Израилем. Они обещали дать полное заключение, меня трясло при мысли, что у моего сына ребёнок может не выкарабкаться. Хороший же брак. Софка глупая в силу возраста. Ну хорошая же. И поддерживала Назара во всем. На Устинью немного похоже даже. Только Устинья никогда поспешных решений не принимала, она всегда вынашивала идеи и мысли, доводила их до абсолюта. И уже потом выносила на всеобщее обозрение.

Софа, видимо, ввиду молодости не могла способна на такую аналитику.

Доехав до дома, я с трудом заставил себя переключиться. Вытащил документы с работы, все, что мне скидывал на данный момент гендир. Паскудно было. И дерьмовее всего, что вот такая ситуация возникла, а я ни на кого не мог положиться. Значит, все я делал неправильно, все в моей жизни шло через жопу.

Телефон завибрировал и я, увидев номер Галины, сморщился.

— Что? — Хрипло спросил я, уже от самого факта разговора приходя в бешенство, что непонятного было в моих словах о том, что она должна решить проблему. Я не собираюсь никак потакать дурацким капризам и мечтам.

— Я завтра тест днк буду делать, — произнесла она с каким-то сомнением. А меня всего перетряхнуло.

— Слушай сюда, рыжая, тест днк ты должна была делать, пока я добрый был. Теперь меня не трахает чьего ты ребёнка носишь, как ты его носишь. Понимаешь, чтобы не оказаться в разных пластиковых пакетах, меня удовлетворит результат того, что ты будешь лежать после аборта в больничке, и все. Мне плевать, кого ты там носишь. Моего ребёнка, не моего. Неужели ты настолько тупа, что не понимаешь элементарных вещей? Мне дети от непонятно какой телки, которая даёт в сортире, не нужны. Ты немного заигралась, думая будто бы дядя Адам сопли распустит от самого факта, что от него кто-то залетел, глупо.

— Я… Ты понимаешь, я.

— Я не собираюсь ничего понимать. У тебя время в часиках кончается. Давай договаривайся на аборт.

Глава 62

Адам

Рано утром следующего дня отправился к Градову.

Господи, такой странный человек, который хуже тургеневской барышни: сегодня могу, завтра не могу и встретиться с ним было достаточно проблематично.

Когда я приехал в его офис, поднялся на этаж, то ещё проторчал какое-то время в ожидании, и только потом меня пригласили.

— Добрый день, Павел Анатольевич. Если я не ошибаюсь, — я протянул руку. Градов ответил на рукопожатие.

— Адам Фёдорович. Наслышан.

— Но ещё, подозреваю, не только наслышаны, но и осведомлены количеством имущества, которое у меня есть, — усмехнувшись, присел я напротив Градова.

— Однозначно, но вы зря приехали.

Я вскинул бровь. Градов был каким-то странным чуваком, какой-то весь нахохленный, и было чувство как будто он холеру перенёс, кожа тускло-серая, взгляд недовольный, пробирающий до костей, но мне было не впервой общаться с такими людьми, в конце концов, где наша не пропадала, наша не пропадала везде.

— А вы не первый и не последний раскаявшийся муж, который решает приехать ко мне и попытаться договориться с миром.

А я развёл руки в разные стороны.

— Я не пытаюсь с вами договориться. Вот в чем вся ситуация, Павел Анатольевич. Я приехал обсудить, как нам лучше построить процесс раздела имущества по той простой причине, что если вы отец, вы должны меня понимать. Одна часть уйдёт моей жене, которую она быстро передаст сыновьям, только сейчас я сижу и понимаю, что этих двух оленей допускать до бизнеса нельзя, я готов пересмотреть стоимость моего бизнеса относительно недвижки. Предположим, возможно, счетов, да, скорее всего, именно так. Пусть я отдам то, что можно заработать, но не надо распоряжаться тем, на чем можно сделать эти деньги.

Градов нахмурился.

— Нет, я