Соль и тайны морской бездны - Эбби-Линн Норр

Вокруг Эмуна, стоящего в нескольких футах от нас с мамой, начала собираться своя толпа. Руки сирен робко тянулись к нему, гладили, словно не верили, что он настоящий. Пальцы касались его лица, несколько голосов изумленно перешептывалось на незнакомом мне языке. Эмун посмотрел на меня и изобразил некое подобие неловкой кривой улыбки. По его глазам читалось, что он не вполне понимает, что и думать, но все принимает. Эти сирены никогда не видели тритона; для них он был существом мифическим и вдруг явился во плоти и крови. С черных волос Эмуна, отросших почти до плеч, капала вода, его голубые глаза потемнели. Он всматривался в лица сирен. Позволял им прикасаться, и те, кто уже успел убедиться в его реальности, отходили, уступая место другим желающим приложить к нему свои нежные, ищущие руки.

Неожиданно на пляже появилась она – смуглая высокая черноволосая сирена. Она встала перед Майрой и не сводила с нее глаз. Я вдруг поняла, что они знают друг друга и мама даже однажды рассказывала мне о ней. Это могла быть только она.

– Фимия? – произнесла я.

Ее прекрасные черные глаза улыбнулись мне.

– Ты очень похожа на мать, – сказала она, и ее голос щекотал мой слух, словно теплый кошачий язычок.

Приглушенный шум голосов стих, когда последние сирены вышли на пляж. В Океаносе собрались сирены всех цветов кожи и, судя по звучанию, говорящие на морийском с самыми разнообразными акцентами. Невидимые узы объединяли их всех и это место.

Мама подошла к Фимии поближе и приложила руки к ямке между ключицами высокой сирены. Потом расцеловала Фимию в обе щеки и опустила голову в почтительном поклоне.

Это потрясло меня, и следом пришло еще одно осознание, потому что мама с Фимией произнесли слова, которые звучали, когда в Океаносе менялась Государыня. Все присутствующие сирены знали, что это должно произойти, они прибыли на эту смену караула. Но я ничего особенного не чувствовала. Я была одной из них, однако в чем-то отличилась, как отличалась Нике.

Боковым зрением я нашла беловолосую колдунью и подумала, что, возможно, все это время со мной рядом был еще один элементаль, а я об этом не знала. Мы были такими же, как все представители нашего народа, но другими. Были частью чего-то, но все же стояли особняком. Я не понимала, в чем заключается это отличие. Государыню силой наделяла Соль, но у меня никогда не возникало ощущения, что я чем-то обязана ей. Мой статус происходил из какого-то другого источника, из чего-то более всеобъемлющего, находящегося где-то в океане и одновременно за его пределами. Возможно, как рассуждала Джорджи, мои силы происходили от магии Геи, самой Земли.

Я стояла и прислушивалась к себе, а сирены тем временем принялись кружить вокруг Фимии, целовать ее в щеки и что-то ей нашептывать. Я была обладательницей сил стихии, и природа предпочла освободить меня от любых уз, заставляющих сирен держаться вместе. Вместо этого она предпочла связать меня с существами иного рода, с другими элементалями. Видимо, поэтому я и не чувствовала в матери Государыню и того, что теперь трон Океаноса перешел к Фимии, как обычные сирены.

Настал момент, когда я осталась единственной на пляже русалкой, не поздравившей Фимию с новым статусом. Я решила, что должна выказать ей свое почтение, и, подняв руку, потянулась к ее ключицам.

Она посмотрела на меня своими блестящими черными глазами и поймала мою ладонь. Я удивленно уставилась на нее, а она держала меня за руку. А потом она взяла меня и за другую руку.

– Тебе не нужно, – сказала она, и для меня стало очередным потрясением, что глаза новой Государыни наполнились слезами, которые выплеснулись и заструились по щекам. Фимия выпустила одну мою руку и нежно коснулась моего лица, а потом нагнулась и поцеловала сначала в одну щеку, а потом во вторую. Совсем отпустив меня, она сделала шаг назад, утирая лицо.

– Ты всегда будешь одной из нас, – сказала она, сопровождая слова легким кивком, – но также ты будешь diachorîso – стоящей в стороне. – Широким жестом она показала на стоящих вокруг и хранящих молчание сирен. – Когда наши камни превратились в воду, мы испугались, но потом поняли, что это освобождение. Подобной свободы мы не ощущали никогда в жизни. Я явилась сюда, толком не зная зачем. Соль позвала нас, поэтому мы пришли. По пути сюда к нам присоединялись другие, тоже чувствующие этот зов.

– Но вы ведь из Тихого океана, – запинаясь, произнесла я, – как вы добрались сюда так быстро? – Все-таки с момента снятия заклятья прошло неполных три дня.

– Я, может, и из Тихого, но сирене никто не запретит путешествовать, разве не так? Я была недалеко, когда Соль меня пригласила. – Она наклонила голову в сторону остальных. – Это сирены, оказавшиеся рядом, и еще тысячи находятся на пути сюда. Они будут прибывать на протяжении следующих нескольких месяцев. – Фимия приподняла черную черточку брови. – Мне бы хотелось поведать им, что же произошло. Даже Соль мне ничего не объяснила. Надеюсь, ты поможешь мне разобраться?

Ей была нужна история. Никто из этих сирен не понимал, что случилось с их камнями и почему те внезапно растворились. Они знали лишь, что это хорошо и что это как-то связано со мной. Возможно, они чувствовали это потому, что я не входила в невидимую соединяющую их всех сеть.

Я посмотрела на маму, потом на Нике и затем на Эмуна. Они с интересом выслушали Фимию, а теперь ждали моего ответа. Снова глянув на Государыню Океаноса, я улыбнулась:

– Конечно. Я расскажу вам эту историю.

Фимия взяла мою руку, сунула ее себе под локоть и устремила взгляд на гору Калифас.

– Хорошо, – сказала она. – И, возможно, у меня найдется кто-нибудь, наделенный виденьем художника и его мастерством. Тогда твоя история будет увековечена внутри этой горы. Кажется, когда-то мы умели создавать прекрасные мозаики. – Фимия улыбнулась, и у нее на щеке появилась маленькая ямочка. – Только подзабыли как. Но я намерена это исправить.

– Я очень рада это слышать, – улыбнулась я в ответ.

Эпилог

Мы с мамой сидели на краешке деревянной пристани, отходившей от общественного пляжа, который раскинулся между особняком Новаков и доками Гданьска. Мы сидели лицом к горизонту, а за нами гудел пляж, заполненный в теплый день отдыхающими.

– Ну, так что там