Пепел. Гори оно все... - Весела Костадинова

- Выглядишь лучше, - хмуро окинув взглядом Алю, заметила Ирина, заказывая им обеим кофе.

- Спасибо, - ответила та, улыбнувшись. – Выспалась, наконец. И аппетит вернулся. Ирина Александровна, без вас мне не справится…. Никак. Знаете…. – она замялась и чуток облизала пересохшие губы, глядя в сторону, - я росла в селе. Никто не учил меня ни чувству стиля, ни умению одеваться. Я не чувствую себя…. это плохо. Это чувство, словно ты в коконе и никак не можешь из него выпутаться…. Ваш вкус безупречен…. Помогите мне….

Ирина молча смотрела на нее, и во взгляде появилось и удивление и удовольствие.

- Растешь, девочка. На глазах растешь, раз начала признавать свои недостатки, - покачала Ирина головой. – Это первое, чему должны обучать в PRе…. Давно пора поменять программу.

- И не только ее, - пробормотала Альбина про себя, соглашаясь с наставницей.

- Нельзя поменять внешность, не поменявшись внутри, Аля, - заметила Ирина. – Но… я смотрю сдвиги есть. Поэтому, пойдем. Хватит таскать на себе эту жуть с рынка…. Если сложности с финансами я помогу….

- Оооо, - ехидно усмехнулась Альбина, - никаких сложностей нет. Вообще никаких. И знаете, я готова потратить неприличную сумму на себя. И прямо сейчас.

Они синхронно улыбнулись друг другу и поднялись из-за стола. В голове Альбины создавался план: шаг за шагом, ступенька за ступенькой.

Сначала волосы, потом – руки, потом – новая одежда. Не самая дорогая, но такая, что сидела на ней как влитая. Снова и снова уроки наносить неброский макияж….. Они не остановились, пока Ирина не почувствовала себя удовлетворенной.

Альбина сбросила фото Димке и получила его поднятый вверх палец.

Послала знак вопроса.

И тут же получила улыбку.

Она делала свою работу. Он делал свою.

Ярослав изменения заметил сразу. В понедельник, на оперативке, когда девушка зашла вместе с остальными к нему в кабинет. Его темные глаза, на долю секунды сверкнувшие огнем, и едва заметная улыбка дали ей понять, что он оценил.

Альбина не дрогнула под его взглядом. Только внутри живота возник комок липкого страха – он единственный мог разгадать ее игру, если она не приложит усилий. И нет, она не улыбнулась ему, только обожгла взглядом, давая понять, что не собирается играть в его игры. Потому что именно он был единственной преградой на ее пути.

Артур тоже заметил изменения. Он бегло осмотрел ее с ног до головы, едва заметно нахмурился. Альбина, как и в пятницу, старательно избегала его глаз. Не потому что ей было больно, боль была надежно заперта внутри, и даже не потому, что было мерзко. А потому что и это было частью плана. Продуманного, выверенного, четкого.

И она не собиралась играть ни одной фальшивой ноты.

Неделя пролетела в вихре встреч, совещаний, поездок в администрацию. Альбина впитывала знания Ирины, как губка, жадно, но с дисциплиной. Она наблюдала за её манерой говорить — уверенной, но не резкой, за её пониманием политических и экономических потоков, за её стилем, который был не просто одеждой, а языком власти. Ирина учила её не копировать, а создавать своё — свой голос, свой образ, свою силу. Альбина не обижалась, когда Ирина тихо, в доверительных разговорах, поправляла её речь, указывая на лишние слова или неуместные интонации. Она не злилась, когда наставница замечала перегибы в её поведении или неточности в работе. Каждое замечание было как шлифовка, и Альбина исправляла ошибки быстро, уверенно, смело, как будто каждая победа над собой приближала её к цели.

Но всё это происходило под пристальным оком Ярослава. Она чувствовала его взгляд на себе — тяжёлый, пронизывающий, как рентген, даже когда он не смотрел на неё напрямую. На совещаниях, в коридорах, в администрации — он не выпускал её из поля зрения ни на секунду. Его присутствие было как тень, всегда рядом, всегда угрожающая, и она знала, что его терпение — терпение тигра, готового к прыжку — не бесконечно. Он ждал, наблюдал, но его интерес не угасал, а становился острее, как лезвие, приставленное к её горлу.

«Зайди» - пришел приказ в пятницу днем на телефон, когда Ирина и Альбина обсуждали выбор муниципалитетов для закупки оборудования в школы.

Терпение зверя подходило к концу. Внутренне она была к этому готова, поэтому, извинившись перед коллегой, пошла на ковер к начальству.

Он ждал ее, наблюдая за городом в огромное окно. Спокойный, чуть расслабленный. Ослабленный галстук на шее, расстегнутый пиджак и верхняя пуговка рубашки, словно она уже перестала быть его подчиненной и стала той, кого он в ней видел. Кого хотел видеть.

- Что-то случилось, Ярослав Геннадьевич? – тихо спросила Альбина, не садясь в кресло напротив.

Он обернулся к ней, крутанувшись на своём кожаном кресле с лёгкостью, которая казалась обманчивой. Его тёмные глаза, как всегда, были пронизывающими, но теперь в них мелькнула искра — смесь удовольствия и хищного интереса. Его взгляд скользнул по ней, задержавшись на её костюме, её осанке, её лице, и едва заметная улыбка тронула его губы, как будто он оценивал не только её внешность, но и её игру.

— Изменения на лицо, — констатировал он, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, как будто он смаковал каждое слово. — Рад, что ты меня услышала…

Альбина почувствовала, как её горло сжимается. Он говорил о её новом образе, но его тон намекал на большее — на его слова в машине, на его предложение, на его уверенность, что она сдастся. Страх шевельнулся, как тень, но она задавила его, выпрямив плечи.

— Вы хорошо умеете доносить информацию, — ответила, и голос был холодным и колючим, хотя внутри все же образовался комок липкого страха. — Сложно не понять с первого раза.

Слова были вызовом, тонким, острым, и она увидела, как его брови слегка приподнялись, а улыбка стала шире, насмешливей. Он рассмеялся — низкий, мягкий звук, в нём была угроза, как в рычании зверя, который знает, что добыча уже в его лапах. Ярослав встал, медленно, с той же обманчивой лёгкостью, и подошёл к графину с водой на столе. Налив себе воды, он первым предложил стакан ей, его глаза не отрывались от её лица, как будто он тестировал реакцию.

Альбина отрицательно покачала головой, движение было твёрдым, резким. Она не примет от него ничего — ни воды, ни предложений, ни игры. Его глаза сузились, но улыбка не исчезла, её отказ только