Пепел. Гори оно все... - Весела Костадинова

— Не трогай… Отпусти… — выдохнула она, её голос был смесью паники, отчаяния, боли и ярости. Её тело дрожало, разум захлёстывали волны ужаса. Она не хотела этого — его рук, его слов, его власти над ней.

— Не сопротивляйся тому, что уже произошло, — прошептал он, его губы были так близко, что почти касались её. Голос звучал мягко, ласково, но с металлическими нотками. — Артур сделал свой выбор. Сделай и ты свой…

И он накрыл её губы своими, нежно, но сильно, как будто ставил печать на её судьбе. Поцелуй был как удар молнии, ошеломляющий, обжигающий, и в нём не было ни тепла, ни любви — только власть, желание подчинить. Он раскрыл ее рот, проник языком, не лаская, овладевая, подчиняя. Альбина замерла на миг, её разум парализовало, но затем ярость, дикая, бешенная, взорвалась в ней, как вулкан. Она сжала челюсти и со всей силы укусила его за губу, чувствуя вкус крови во рту.

— Сука! — взревел Ярослав, отшатнувшись, его рука метнулась к лицу. Кровь закапала на подбородок, а глаза вспыхнули гневом, но в них мелькнула и тень удивления.

Альбина сползла со стола, её ноги дрожали, но она выпрямилась, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, её глаза горели ненавистью, смешанной с болью.

— Не смей… — прошипела она, её голос был хриплым. — Не смей меня трогать. Никогда.

Схватила сумочку и рванула к выходу, убегая в той же панике, что когда-то убегала от Павла.

Вылетела из офиса, побежала не через парк, а напрямую к шоссе, понимая, что пересечь его шесть полос будет сложно, но даже не думая об этом. Бежала настолько быстро, насколько позволяли каблуки высоких шпилек, задыхаясь от влажного, душного ночного воздуха, от боли, от ужаса, от паники в голове.

От того хаоса, что царил внутри.

Бежала вдоль дороги, не очень понимая куда.

Рёв мотора сзади прорезал тугой воздух, как нож. Чёрный внедорожник обогнал её, шины взвизгнули, и машина резко затормозила, преграждая путь. Дверь распахнулась, и Ярослав вышел ей навстречу, его высокая фигура казалась ещё больше в тусклом свете фонарей.

— Села в машину, быстро, — его голос был твёрдым, как приказ, но в нём сквозила странная мягкость, от которой её затрясло ещё сильнее.

— Не смей меня трогать! — выкрикнула Альбина, её голос сорвался, и она попыталась отскочить в сторону, но его рука метнулась, как стальной капкан, схватив её за запястье. Его хватка была железной, и она дёрнулась, как пойманная птица, но не смогла вырваться.

— Прекрати истерику, — велел он, его тон был холодным, но спокойным, как будто он говорил с ребёнком. — Я не трону. Довезу до дома. И глупостей сделать не дам!

— Сама доеду! — выдохнула она, её голос дрожал от ярости и страха, но она продолжала сопротивляться, упираясь ногами в асфальт.

— Без телефона и кошелька? — Ярослав кивнул на переднее сиденье, где лежали её вещи забытые на столе в кабинете при паническом бегстве. — Садись.

Он почти силой подтащил её к машине, не отпуская, не давая вырваться из хватки, и Альбина, задыхаясь, перестала сопротивляться. Он открыл дверь и усадил её на пассажирское сиденье, захлопнув дверцу с тяжёлым стуком. Она сидела, вцепившись в подлокотник, её грудь вздымалась от рваного дыхания. Слёз не было, крика не было — только молчание, пропитанное страхом и пустотой. Её глаза смотрели в темноту за окном, но видели только его лицо, его губы, его слова, что жгли, как кислота.

Ярослав сел за руль, мотор мягко заурчал, и машина тронулась. Он молчал, его профиль в свете приборной панели был резким, как вырезанный из камня. Альбина чувствовала его присутствие, как тяжёлый груз, и каждый километр, приближавший её к дому, казался вечностью.

— Успокойся, — сказал он минут через десять. — Я пока не дошёл до того, чтобы силой взять женщину, Аля. Прости, что поспешил.

— Что? — до неё едва доходили его слова, её разум был затянут туманом паники. Она повернула голову, её глаза, полные смятения, встретились с его взглядом.

— Недооценил степень твоей наивности, — пожал он плечами, его взгляд вернулся к дороге, но уголок губ дрогнул в циничной усмешке. — Ты всю неделю была умницей, невероятная выдержка. Вот и решил… Ладно, поспешил, был не прав. Если нужно время — я подожду. Но не затягивай, Альбина.

— Не затягивать с чем? — её голос был помертвевшим, слова прилипали к горлу, как мокрый песок. Она знала ответ, но отказывалась его принять.

Ярослав усмехнулся, его вздох был тяжёлым, усталым. Он затормозил у её подъезда, свет фонаря осветил его лицо, и он повернулся к ней, его тёмные глаза горели тем же огнём, что в кабинете — опасным, притягивающим, пугающим.

— Всё ты поняла, девочка, — сказал он, его голос был мягким, но в нём звенела власть. — Не строй из себя простоту — это тебе не идёт. Наивность и невинность, Аль, хороши на одну ночку, для разнообразия. Дальше — скучно. Ты всё поняла ещё там, на дне рождения. Да, у тебя были иллюзии насчёт Артура, согласен. Но сейчас их нет.

Он наклонился ближе, его рука медленно легла на её щеку, погладив её с нежностью. Его глаза скользили по её лицу, по губам, и она почувствовала, как её сердце замирает от ужаса и чего-то ещё, чему она не хотела давать имени.

— Я могу дать тебе намного больше, чем Артур, — продолжил он, его голос был как шёлк. — Со мной ты будешь расти… Во всех смыслах этого слова. Никто тебя не осудит. Ты получишь всё: возможности, власть, деньги… Что, согласись, тоже немало.

Альбина замерла, её дыхание остановилось, как будто воздух в салоне машины превратился в лёд. Слова Ярослава были ядом — сладким, смертельным, проникающим в её вены, разъедающим остатки гордости, что ещё держали её в сознании. Она хотела кричать, ударить, вырваться, но её тело было словно парализовано, прикованное к пассажирскому сиденью его взглядом, его голосом, его близостью. Её глаза, полные ужаса и смятения, цеплялись за мелочи: длинные ресницы, обрамляющие его тёмные глаза, маленькую родинку на виске, опухшую нижнюю губу с кровавой ранкой — след её укуса, её единственного акта сопротивления. Эти детали были как