Хозяйка Шорхата - Раяна Спорт

меня в узкий коридор. Камень был холодным под моими босыми ногами. Влажный воздух пах сыростью и плесенью. Я шла за старцем, стараясь не отставать, чувствуя, как страх сковывает мое тело. Куда он меня ведет? Что меня ждет за пределами этой темницы?

Каждый шаг отдавался гулким эхом в коридоре, словно напоминая о моей долгой изоляции. Я пыталась вспомнить, какой была жизнь до этого, но воспоминания были размытыми, словно старые картины, выцветшие под воздействием времени. Лица, голоса, запахи — все это казалось далеким и нереальным.

В конце коридора забрезжил свет. Я зажмурилась, не привыкшая к яркому свету. Когда глаза привыкли, я увидела деревянную дверь, массивную и окованную железом. Старец остановился перед ней и повернулся ко мне.

— Готовы? — спросил он, и в его голосе я впервые услышала что-то похожее на сочувствие.

Я кивнула, хотя внутри меня все дрожало. Я не знала, к чему должна быть готова, но знала, что должна идти вперед. Иного варианта у меня просто не было.

— Это необходимо? — спросила у него, когда сопровождавший нас стражник перевязал спереди мне руки.

— Таков приказ, миледи, — ответил он и пропустил меня вперед.

Нас окружили еще несколько стражников и повели по темным каменным коридорам храма в зал, где, как я уже догадалась, сейчас должен был состоятся надо мной суд.

В просторном помещении я увидела не менее дюжины вооруженных стражников и множество людей, которые смотрели на меня. Я машинально зажмурила глаза, ослепленная яркими лучами утреннего солнца, которого так не хватало в моем каменном мешке.

Стражники оттеснили меня вперед, и я почувствовала, как чьи-то руки легли на мои плечи и усадили на жесткий, узкий табурет посередине зала.

А дальше начался суд. Точнее, не суд, а какой-то фарс! Обвинения, выдвинутые мне, были нелепыми, как и все доказательства моего иномирного происхождения. Уж что-что, но я все эти годы тщательно следила за своими словами и никому не давала повода усомниться в себе. О том, что я из другого мира, знали лишь единицы, да и то они уже почили. Кто своей смертью, кто по настоянию императора.

Только вот все мои опровержения были грубо проигнорированы. В итоге, я стояла перед судейской коллегией, словно экспонат в кунсткамере, а не обвиняемая. Каждый мой аргумент разбивался о стену предвзятости, каждое слово тонуло в хоре шепотков и презрительных взглядов.

Я чувствовала, как внутри меня закипает ярость. Ярость от несправедливости, от бессилия, от осознания того, что все мои усилия, все годы, потраченные на то, чтобы вписаться в этот мир, оказались напрасными. Они видели во мне чужака, угрозу, и ничто не могло их переубедить. Но и сделать ничего не могла. Блокатор, что оплетал мою шею, не давал мне возможности обратиться к своим магическим силам и способностям одаренной.

В зале суда царила какая-то неестественная тишина. Обвиняемые, казалось, торопились закончить как можно скорее. Их спешка была настолько очевидной, что бросалась в глаза. Ни единого свидетеля, ни одного слушателя — только они и тишина, давящая на плечи. Спустя всего два часа, словно отбыв повинность, они вынесли свой вердикт: "Виновна".

А я так и не дождалась Николь…

Глава 34

Мою казнь отложили до следующего утра. Я подозревала, что Сан-Раду так просто не успокоится и решит отыграться в последние минуты моей жизни, но даже не подозревала, каким он может быть безжалостным и глумливым…

На рассвете знакомый мне стражник со скрипом отворил дверь темницы. В руках у него была длинная веревка. Если бы я спала, то наверняка бы испугалась неприятного звука, но я за всю ночь так и не смогла сомкнуть глаз.

— Готовы ли вы, миледи?

«Как можно быть готовой к тому, чтобы умереть заживо сожженной?» — подумала я, вставая с соломенного тюфяка, служившего мне постелью.

Поправив на голове чепец, встала напротив него и протянула руки. Стражник покачал головой и произнес, избегая смотреть мне в глаза:

— Сегодня за спиной, миледи. Так приказано.

Его поведение мне было понятно. Никто из них не считает меня виновной в выдвинутых обвинениях, только вот пойти наперекор власть имущим ни у кого не хватало храбрости. Оно и понятно, им здесь жить, растить детей, а я лишь небольшой эпизод в их жизни, заслуживающий только жалости.

Поколебавшись, молча сомкнула сзади руки и повернулась к нему спиной. Стражник тут же обмотал мои запястья веревкой и затянул узел.

На глаза невольно нахлынули слезы, но мне удалось сдержать их поток.

«Я не унижусь перед ними. Я не заплачу и не стану молить о пощаде. Я не доставлю им такого удовольствия».

Единственное, о чем я жалела — это то, что не удалось увидеться с Николь, объясниться с ним. До него, несомненно, дошли слухи о моем аресте и о моем приговоре. Только вот я никак не могла понять его поведения. Неужели он поверил все россказням и выдвинутым обвинениям?! Но даже если это так, то почему не пришел и не потребовал объяснений?!

Еще больше стражников, чем во время суда, ждали в коридоре. Во внутреннем дворе, где впервые за столько дней я оказалась под открытым небом, меня окружил уже целый эскорт. Еще толком не рассвело, и многие в толпе держали зажженные факелы.

Меня подняли на повозку с высокими бортами, похожую на деревянный короб, и не дали сесть на ее основание. Лошади тронулись, заставив меня пошире расставить для баланса ноги. Впервые в жизни я почувствовала себя уязвимой, ведь со связанными руками я не могла стоять ровно и очень боялась упасть, чем бы точно вызвала к себе смех и презрение.

Впереди, словно предводитель, восседал на коне бейрат — местный уполномоченный, что-то вроде полицейского, облеченного властью. Вокруг него теснились его люди, а в качестве дополнительной силы их сопровождал десяток вооруженных всадников.

За этой конной процессией, пешком, плелись несколько монахов. Среди них я сразу узнала того самого старика, что зачитывал мне в Вимаро длинный список обвинений. Его унылый вид, контрастирующий с горделивой осанкой де Сан-Раду, говорил о том, что он сожалеет о случившемся. Как бы то ни было, мне уже ничего не сможет, если только местные боги вновь не решат переиграть шахматную партию.

Телега тряслась так, что казалось, вот-вот развалится. Скрип дерева резал слух, а лошади, тяжело дыша, с трудом перебирали ногами по грязным мостовым. Мы въезжали в небольшой городок, близ которого находился храм святого Филантия. Каждый