Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

ее сразу же, но тогда логичная часть взяла верх над чувственной. Я… испугался, что, оставшись с Аной один на один, наделаю глупостей, за которые мы оба меня не сможем простить. Мне нужна была передышка, нужна была минута вдали от источника постоянного соблазна, чтобы во всем разобраться. Нужно было что-то, в чем я был уверен – а Елена всегда была олицетворением самого понятного в моей новой жизни.

Но я не учел фактора Леры. Это и стало моей ошибкой.

Наверное, я должен сказать ей спасибо за вчерашнюю сцену: слова Валерии многое расставили по своим местам. Я понял, почему она меня недолюбливала, и осознал, что мои сомнения по поводу Аны заметны не только мне. Нерешительность – то, что мне самому в людях не нравилось, но вчера, благодаря Лере, я словно посмотрел на ситуацию со стороны.

У меня была жена. Законная. Да, незнакомая, но привлекательная – причем, не только в плане внешности, но и эмоций.

У меня был сын – замечательный ребенок, которого я полюбил всем сердцем буквально за одну минуту. Малыш, который нуждался во мне намного больше, чем мог это показать.

И была Елена. Женщина, с которой у меня «отношения». Но, рассуждая о них, я не мог определиться, что именно вкладывал в это понятие тогда, когда еще не знал Анну.

Мы с Мартинез вместе жили, но правильнее было бы сказать вместе «ночевали», приходя в ее квартиру после работы. У нас был прекрасный секс, мы неплохо ладили и превосходно сходились в рабочих моментах. Но если взять, например, мою помощницу, Бланку, то про нее я мог сказать то же самое, исключив разве что постельную совместимость. Значило ли это, что с ней у меня тоже «отношения»?

Очевидно, что нет. Потому что ни одна, ни вторая не будили во мне никаких иных эмоций, кроме симпатии и удовлетворения, пусть и по разным поводам. А вчера к Елене я впервые за три года почувствовал злость.

И прозрел. Потому что там, в другом конце коридора, стояла другая женщина. С которой мы неплохо ладили. С которой превосходно сходились в вопросах воспитания ребенка. И с которой – я даже не сомневался – совпали бы в вопросе поцелуев.

Но помимо всего этого она будила во мне чувства. Настоящие, живые эмоции, целый спектр, который я до сих пор не мог до конца разложить на составляющие. Там и влечение, и гордость, и восхищение, и желание заботиться. То, что я порой не ощущал даже к матери и сестрам. Но глубже. Ярче. Сильнее.

И если до этого момента я еще сомневался, может ли эта симфония быть взаимной, то в тот момент, глядя на явно храбрившуюся Анну, задиравшую подбородок выше и не отводящую взгляда, я понял со всей четкостью:

Я – идиот.

Мне не нужно было никого выбирать. Я свой выбор сделал в тот момент, когда принял своего ребенка. Или еще раньше, когда впервые в новой жизни встретил его мать? Ведь именно с того вечера в холодном Екатеринбурге я не мог выкинуть Анну Солер из головы.

Поэтому я не поднимал тему развода. Поэтому я стремился проводить каждую свободную минуту своего времени рядом с ними – удивительной женщиной и замечательным ребенком. Теми, кого считал своей семьей лишь на бумаге.

Но идиот я не поэтому. А потому, что не признался сразу ни Анне, ни Елене. Ведь им обоим приходилось непросто, а мое молчание все только усугубляло.

Вот я и решил устроить вечер откровений – сначала с одной женщиной, потом – другой. Мартинез, несмотря на то что я малодушно откладывал наш разговор, все-таки дождалась меня на кухне, потягивая вино, которое я открывал для Аны и Леры за ужином. И, подняв на меня взгляд, сразу же сделала правильный вывод:

– Судя по всему, на этом все?

Я опустился напротив.

– Прости, Елена, – я решил быть честным. – Но я не прощу себе, если не попробую сохранить свою семью. Ты – замечательная женщина, но я не уверен, что смогу дать тебе то, что ты хочешь. Потому что сам хочу другого.

Елена понимающе кивнула и сделала еще глоток. Ее лицо не выражало ничего, как и взгляд – ни злости, ни расстройства. Только пустоту.

– Этого следовало ожидать, – спустя недолгую паузу заявила она и отставила недопитый бокал. – С самого первого дня ты смотрел на нее так, как на меня никогда не смотрел.

Я не нашел, что возразить. И попытался не оправдаться, но объясниться, но Мартинез слушать не стала.

– Это твоя жизнь, Диего, – покачала она головой, прерывая меня на середине фразы. – Твои чувства и твой выбор. Не сказу, что я его понимаю – я, наверное, еще не осознала до конца, что ты можешь вот так просто перечеркнуть то, что было между нами. Это ведь не мимолетная интрижка, это целые годы!

Впервые за разговор ее голос зазвучал громче. И я понимал, что это – эмоции, на которые обиженная женщина имеет полное право. Но думал о том, что она может разбудить Алекса и Ану. И еще сильнее убеждался, что принял правильное решение.

– Поэтому прости, но я поработаю из дома ближайшее время. Мне нужно как-то это все пережить в тишине и одиночестве.

Я согласился – это меньшее, что я мог для нее сделать. И предложил переночевать в свободной гостевой, но Елена отказалась и сама вызвала такси.

Она не попрощалась – даже не обернулась, уходя. А уже в дороге скинула сообщение, что заберет машину как-нибудь потом.

Учитывая, что автомобилей у нее было три, проблем с передвижением по городу у Елены точно не возникнет.

Когда за ней закрылись ворота, я почувствовал облегчение.

Я все сделал правильно.

И продолжил делать это дальше, когда не стал давить на Анну в наше первое совместное утро. Когда она появилась на кухне, немного сонная, немного растрепанная, мне до зуда в пальцах захотелось ее обнять и завершить то, от чего вчера нас оторвали. Но Ана смущенно мне улыбнулась и потупила взгляд, словно не верила, что я действительно сижу напротив нее один. Но, во избежание недоразумений, я сразу пояснил, что вопрос с Еленой решен. Как я и обещал.

А потом проснулся Алекс, приехал Хавьер, и ухаживать за женой мне стало банально некогда. Здесь же, на яхте, не было ни одного момента, чтобы мы с Анной остались вдвоем хотя бы на минутку.