Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

С самого утра, столкнувшись на кухне с Диего, я чувствовала себя иначе. Более легкой. Более свободной. Более счастливой. Особенно когда услышала от Ди, что с Еленой он поговорил и объяснил, что их отношения закончены.

Я чувствовала себя облаками, проплывающими над нами – такая же воздушная. Немного летящая. Мягкая и пушистая.

Мне все время хотелось улыбаться.

Сыну, который держал меня за руку, когда яхта отчаливала от берега – боялся, но упорно делал вид, что ему не страшно. Копия отца.

Лере, которая смотрела на меня с двусмысленной ухмылкой. Я так и не узнала, что именно она сказала Елене, если вообще сказала. Даже не спрашивала: не хотелось портить день мрачными мыслями.

Хавьеру, который говорил с Алексом на испанском, а тот – отвечал ему на русском. И оба прекрасно друг друга понимали.

И Диего. Улыбаться Диего хотелось особенно сильно.

Я видела его желание поговорить. И сама была бы не против, но… вселенная будто сговорилась против нас.

У нас не было ни минуты наедине. Все время кто-то чем-то или кем-то был занят. А стремление к уединению начинало давить, поэтому, когда Алекс отказался обедать, а Ди встал на его сторону, я всерьез собиралась вывалить на последнего свое неудовольствие. Но вовремя остановила себя, ограничившись взглядом.

К счастью, спорить Диего не стал, а просто оставил нас, отправившись на верхнюю палубу. Чуть позже к нему присоединился и Хавьер.

– Так вы теперь вместе? – тихонько поинтересовалась у меня Лера, пока Саша уплетал свой ланч. – Диего не сводит тебя глаз.

Не удержавшись, я бросила взгляд наверх, но именно в этот момент подтвердить слова Валерии мне не удалось: Диего и Хави разговаривали, глядя друг на друга.

– Кажется, мы правда вместе, – немного неуверенно сообщила я, в очередной раз за день не сумев удержать улыбку.

– Я рада, – толкнув меня бедром, сообщила Лера. Она выглядела не менее счастливой.

Я понимала, что нужно брать судьбу в свои руки, если я не хотела провести остаток дня в таком же напряжении и неудовлетворении обстоятельствам, поэтому, едва только Александр сорвался с места, бросившись в сторону отца и любимого дяди, я собрала на одну тарелку оставшиеся бутерброды и двинулась в ту же сторону.

– Накидочку можно было и снять, – раздалось мне вслед насмешливое от сестры, но я не стала останавливаться даже ряди того, чтобы показать ей язык – а очень хотелось.

Все шло по плану: я, Диего, и больше никого. Идеальный момент, чтобы прояснить все, разложить по полочкам и наконец-то официально обозначить статус наших отношений.

Но один взгляд – и мои мысли разлетались напуганными птицами в разные стороны. Одна фраза, произнесенная так быстро, что сложно было понять, и меня унесло так далеко, где уже не действовали законы логики или здравого смысла.

Я пропустила тот момент, когда его губы коснулись моих. Но каждая последующая секунда выжглась у меня на подкорке.

Диего целовал нежно. Почти с опаской. Как будто он все еще боялся, что может ошибиться. Но я не собиралась отстранятся или останавливать его. Лишь опешила на секунду, ведь готовила себя к иному: разговору, пояснениям собственных позиций, да даже признаниям в чувствах. Но не к тому, что дыхание сбилось, сердце стукнуло где-то в горле, а весь воздух наполнился им – его запахом, его теплом, его желанием.

Я не помнила, как мои руки оказались у Диего на шее. Или как его ладони обвили мою талию, крепко, но так, что даже воздух между нами больше не поместился.

Он знал, как меня держать. Его пальцы двигались по моей коже уверенно, будто они не забыли, хотя разум мог и забыть. Он вел ладонями вдоль спины, к бедрам, по чуть влажному от морского воздуха купальнику – и каждое его касание отзывалось во мне жаркой искрой.

Это не был просто поцелуй. Это было узнавание. Возвращение. Прикосновение души к чему-то, по чему она скучала даже тогда, когда еще не поняла, что потеряла.

Я тихо выдохнула его имя, пытаясь хотя бы на секунду вернуть рассудок – но стоило взглянуть в его глаза, как я снова тонула.

И поцеловала его сама.

Не потому что хотела – потому что иначе было невозможно. Все внутри меня – разум, тело, память – требовало быть ближе. Быть с ним. Без объяснений, без страхов. Просто сейчас, просто здесь.

Я не знала, сколько это длилось. Минуту. Вечность. Только голос сестры, насмешливый и почти неуместный, вырвал нас из кокона. Но даже тогда я не хотела уходить. Не сделала ни шага назад.

Я уткнулась лбом в его плечо, смеясь сквозь остатки тревоги и восхищения, а он прижимал меня к себе так крепко, что, казалось, мог бы не отпустить никогда.

И в этом объятии я дышала. Просто дышала, ощущая себя не женщиной, которая борется за любовь, а женщиной, которую любят.

Пусть и не помнят. Пока.

Именно в этот момент вселенского счастья, полной эйфории и абсолютной безмятежности, все пошло под откос.

Когда зазвонил телефон Ди, я этого еще не понимала, но подсознательно чувствовала угрозу. Поэтому настояла, чтобы Солер проверил мобильник. Потому что ему не звонили просто так, а я не простила себя, если бы из-за меня Диего пропустил что-то важное. И потому, как вмиг ожесточилось его лицо, нахмурились брови и заблестели глаза, я поняла: наша прогулка подошла к концу.

Я лишь улыбнулась на сообщение, что нам нужно вернуться. Заверила, что в этом нет ничего страшного, и что я попрошу Алекса и Хави вернуться на борт, пока Ди будет готовиться к отплытию. Я не спросила, что именно его так взволновало, если не сказать разозлило, но всю дорогу до виллы строила догадки и предположения.

Могла ли это быть Елена? Наверняка вчерашний вечер был для нее неприятным открытием. Захотела ли она отомстить?

Или дело в бизнесе? Может, сорвалась какая-то сделка? Обычно Солер контролировал их лично, но сегодня он решил провести время с нами, и вполне мог упустить что-то.

Или есть еще причины? Я ведь так и не узнала, чем жил мой муж последние пять лет.

Нужно было просто спросить. Но я в очередной раз не нашла в себе смелости и посвятила себя сыну, который, минут десять порулив яхтой, начал клевать носом.

– Ты можешь поспать внизу, – потрепав его по макушке, сообщил Диего. Он улыбался, но я видела, что эта улыбка не доходила до его глаз. –