Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– Конэчно, пожэлаю! – не преминул вставить шлях.

– А тебя, Влас, мы вернем отцу живым и здоровым. И на том закончим.

Отчего-то Влас не обрадовался. Он молча вышел из укрытия под дождь и потянулся. Струи воды катились по его поджарому телу, очерчивая мышцы, и Крапива незаметно для себя залюбовалась. Влас постоял, уперев ладони в узкие бедра, ничуть не смущаясь своего вида, и весело крикнул:

– Совсем недавно ты умереть готова была, лишь бы не возлечь со мной. А сегодня ночью просила держать тебя крепче. Так вот, девка, теперь я тебя не отпущу! Напросилась.

Он сложил ладони лодочкой и прыгнул вперед, в воду. Шатай мрачно наблюдал, как скользит в глубине источника гибкое тело.

– До твоей дэрэвни нэ так уж долго ехать, вэрно? – задумчиво протянул он. – Я постараюсь нэ убить его до этого срока. Но обэщать нэ стану.

* * *

Прежде Крапива следила за молодшими братьями и считала, что те непоседливы, как лягушата. Теперь же ей предстояло уследить за взрослыми мужами, вздумавшими соревноваться, и это оказалось в разы сложнее. Влас и Шатай носились наперегонки, загоняя несчастных звероптиц. Влас в этом деле побеждал, и вскоре Шатай прекратил ввязываться в гонку, а предпочел ехать ближе к Крапиве и радовать ее шляховским песням. Он словно извинялся пред нею за случившееся ночью, хотя Крапива и сама готова была на колени пред женихом пасть, вымаливая прощение. И сколь она ни напоминала себе о колдовской песне степи, все одно выходило, что ее вины в содеянном больше, чем вины Мертвых земель, ведьмы Байгаль или княжича. Но песни были красивы, и, слушая их, Крапива думала, что не так уж плохо сплела Рожаница ей судьбу, если привела девку к такому мужу. Одно плохо: дома шляха навряд примут с распростертыми объятиями, да и сама травознайка нет-нет, а вздрагивала, если Шатай касался навершия меча. Но со временем она привыкнет и к этому, как привыкнет брать его за руку на людях, целовать и… и делить с ним ложе. Если уж Шатай стерпел ее ошибку, то и она сумеет простить его за пролитую некогда кровь.

Когда шлях считал, что никто не глядит, его чело расчерчивала морщинами тоска. Он прощался с родной степью, как прежде попрощался с племенем. Издревле так повелось, что муж остается с родом, а жена, покидая отчий дом, присоединяется к нему. Шатай же ради Крапивы свой род отринул. Неслыханное дело! Разве можно выбирать меж ним, отказавшимся от всего, что имел, и Власом – нахальным, рисующимся, заносчивым… и целующим так сладко, что сердце ухает из груди к коленям.

Поравнявшись с Шатаем, травознайка коснулась его плеча. Звероптицы тут же сцепились меж собою, но всадники уже поняли, что ругаются они больше для виду, а серьезного вреда не причиняют. Так и вышло: выклевав несколько чешуек из шеи соперника, девкин птиц успокоился и заурчал. А рука Крапивы скользнула по плечу шляха вниз, пока не достигла ладони. Они глядели не друг на друга, а вперед, на темнеющий горизонт: чем сильнее приближалась граница, тем больше становилось зелени, а хилый кустарник превращался в тонкоствольные деревца. Они переплели пальцы, и каждый боялся, что другой отдернет руку.

– Спасибо, Шатай, – тихонько проговорила Крапива.

– За что жэ?

– За все, что прощаешь. За все, что оставил ради меня. Надеюсь, я стану тебе хорошей женой и сумею отплатить…

Он стиснул ее ладонь так крепко, что впору вскрикнуть, но травознайка не пикнула, а Шатай ответил:

– Ради тэбя я отдал бы большэ. Но большэ у мэня ничэго нэт.

Сердце затрепыхалось пойманной птичкой. Не то плакать, не то смеяться хотелось девке.

– Ты возьмешь мэня в мужья по вашим обычаям? – спросил Шатай. – Чтобы… никто нэ смэл говорить, будто ты нэ шляшэнка и наш союз ничэго нэ значит.

Крапива помрачнела:

– По нашим обычаям надобно просить благословения у матушки с батюшкой. А они навряд согласятся…

– Потому что я шлях?

– Потому что ты мужчина. – Крапива потянулась и заставила Шатая наклониться. Едва со спины звероптицы не свалилась, но все ж сумела звонко чмокнуть жениха в уголок рта. – К чему нам благословение людей, когда сами боги с нами? Мертвые земли омыты дождем! Что это, если не доброе предзнаменование?

Шатай ухмыльнулся, на миг став похожим на Власа, и ехидно протянул:

– Или ты просто боишься, что родичи отлупят тэбя за такого мужа!

– Боюсь? – удивилась Крапива. – Боятся неизведанного. А меня точно отлупят!

Оба засмеялись. Ливень, сменившийся с утра моросью, опять потихоньку усиливался, и крупные капли сверкали на ресницах и волосах. Крапива придержала поводья, сплетенные Байгаль из тесемок, Шатай сделал то же. Звероптицы встали рядом и ласково потерлись клювами. Шлях и травознайка потянулись друг к другу, но заместо того, чтобы поцеловаться, коснулись лбами. И отчего-то нежности в том оказалось куда больше, чем в ночных ласках княжича.

Когда они снова двинулись в путь, Шатай затянул песню. В ней слышался и веселый перестук бусин дождя, и трепет кружевных листьев шалфея на ветру, и победоносный крик сайгака. А всего громче звучало ликование мужчины, заслужившего любовь.

Одного Власа не радовала степная песнь. Когда он вернулся к отставшим спутникам, сразу заметил, что те маленько покраснели, а их звери, прежде не ладящие, шли бок о бок.

– Что, опять воет? – презрительно бросил княжич, поравнявшись с ними.

Он петь не умел и, сказать по правде, вовсе не знал, как порадовать бабу, если не дарить ей побрякушки. Зато, когда случался привал, тут уже был его черед красоваться. Шлях боялся лишний раз коснуться аэрдын, княжич же ему назло льнул к Крапиве.

Когда дождь усилился настолько, что стало сложно двигаться дальше, троица остановилась. Рябая стена воды преградила путь, да и птицы, непривычные к дальним переходам, еще и с грузом, устали и проголодались. Травознайка хозяйственно устроила лагерь: связала тряпицы, которыми прежде они закрывали лица, в одну и натянула над головами. Граница была совсем близко, появилась дорога, а вдоль нее низкие деревца, под которыми они и спрятались. Звери клевали повылезавших на поверхность земли грызунов, а Крапива с интересом наблюдала за их диковинными повадками. Она и не заметила, как Влас пристроился позади, расставив ноги, и заставил опереться спиной о его грудь. Когда Крапива обнаружила на плечах его ладони и встрепенулась, он зашептал:

– Ш-ш-ш… Гляди, как занемели плечи. Непривычно верхом?

Шея, плечи и спина взаправду болели неимоверно. Никогда травознайка не проводила в седле так много времени. Она дала себе мгновение насладиться тем, как опытные пальцы