Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

Свея ударила кулаком по бедру:

– Жену?! Ишь, какой шустрый! Слышишь, Крапива, тебя уже в жены взяли!

Лекарка зарделась и всего больше радовалась, что, возясь с лекарствами, может спрятать лицо. Она пролепетала:

– Это правда. Я слово дала…

Ласса охнула:

– Крапива! Правду ли молвишь?

Тогда аэрдын выпрямилась и повторила во всеуслышанье:

– Правду. Шатай мне нареченный, и наш союз благословлен богами. И кабы не он, лежать бы и мне, и княжичу в степи мертвыми на радость смрадникам. – Она подошла к шляху и взяла его за руку, а после поклонилась Свее. – Боги наш союз одобрили, так одобри и ты, Матка!

Шатай пробурчал:

– Наш союз хранитэльницэй стэпи принят. Нэ людям спорить с богами.

Пробурчать пробурчал, однако встал с Крапивой рядом и тоже поклонился.

– Ишь! Союз у них! – За ядом Свея прятала растерянность. – Что мне-то кланяешься? Это у матери и отца благословения просить надобно. А они, думается, шляху в доме не обрадуются.

– Надобно, – согласилась девка, – и я попрошу. Но прежде прошу тебя за нас поручиться. Шатай вернул в Тяпенки меня и спас жизнь Власу. Теперь Посадник не прогневается на нас. Шатай спас деревню.

Шлях расправил плечи, смотреть стал увереннее. И правда, он не побираться в Тяпенки явился, а спасение принес.

– Вот, значит, как… – Матка пожевала губами. – Ну, будь по-твоему. Только мой тебе совет… Ты дома-то была?

– Нет.

– Так наперво сходи одна. Тебя родня уже похоронила, не след на них разом столько вестей валить. А после уже вместе идите кланяться. И я с вами схожу.

* * *

Родная деревня отчего-то мстилась Крапиве чужбиной. Вроде и не тыкал никто пальцем, не глядели косо, не шептались за спиною… Но будто бы сами избяные стены давили на нее, а ставни скрипели на ветру, и в том скрипе звучало порицание. Прежде лекарка вжала бы голову в плечи да ускорила шаг, чтоб скорее оказаться под защитой своего двора. Но то прежде. Нынче в Тяпенки вернулась иная Крапива, та, которой не страшна степная ведьма, которая сражалась с невиданными тварями, жаждущими крови, та, которая породнилась с народом Мертвых земель.

Аэрдын гордо выпрямила спину и пошла спокойно. Глядите, мол, кому надобно. И работники, возвращающиеся с полей, вправду глядели, да только все больше с равнодушным любопытством. Куда важнее им было добраться до дома и вытянуть ноги, а того лучше пригубить хмельного квасу. А девка в шляховском наряде… Ну, идет себе и идет. Не дичится, стало быть, имеет на то право.

Крапива подивилась. Прежде односельчане не преминули бы ее устыдить за срамную одежу: платье облегало стан, да и сама ткань, не чета грубому льну, не прятала тело, а, напротив, призывала им полюбоваться. Когда ветер дул сильнее, тонкая ткань прилегала к груди, а подол и вовсе задирался выше колен. Благо под платье лекарка надевала порты, так что лишнего не показывала. Однако ж теперь никто не судил ее. И как знать, изменила ли тяпенцев приключившаяся беда, или они попросту не решались пенять бабе, идущей с высоко поднятой головой.

Все неуловимо изменилось, и родная изба не стала исключением. Крапива остановилась перед калиткой и задумалась, вправе ли войти. Прежде это был ее дом, а нынче дом отца с матерью…

Думы прервал зычный голос матушки. Еще с конца улицы углядев, что кто-то топчется у двора, она закричала:

– Чего высматриваешь?! Ну-ка пошла прочь, попрошайка! Самим есть нечего!

Ясно, что после дня в поле и Дола, и Деян гостей у богов не вымаливали. Изможденные да промокшие из-за непрекращающейся мороси, они едва волокли ноги, а дома ждали голодные близнецы, слишком юные пока, чтобы дельно присмотреть за хозяйством. Мал с Удалом, узнав голос матери, выскочили из дому навстречу, но наперво столкнулись с Крапивой. Вот когда Дола не на шутку перепугалась! Мало того что чужой кто-то подле ее детей крутится, так еще и в шляховском платье… Не к добру! Подобрав юбки, женщина ринулась на защиту сыновей. Те же, признав сестру, радостно загалдели, но поди издали разбери, смеются или плачут! Дола припустила к дому и, прежде чем разобрала, что за гость к ней явился, схватила Крапиву за плечо и развернула к себе. А после закричала, отдернула руку и осела там, где стояла.

* * *

Пока Крапива взахлеб рассказывала о пережитых невзгодах, отец, нахмурившись, кивал, а мать глядела с лавки волчицей и не произносила ни слова. Только младшие носились вокруг сестры и все норовили заглянуть в рукав, под которым прятался зеленый узор с листьями крапивы.

Когда девка кончила рассказ, Деян вздохнул-всхлипнул, сцепил пальцы в замок, чтобы ненароком не коснуться дочери, и сказал:

– Я ведь видал, как тебя шляхи увозили… Думал… не сберег…

Крапива улыбнулась. О том, что со шляхами она сама попросилась, как и о том, какие мысли толкнули ее на это безрассудство, она умолчала. Умолчала также о горячем источнике и мужчинах, которых привезла с собою. Не все ведь сразу сказывать! Она засучила рукав и на радость братьям показала травяной рисунок.

– Чудно́е со мной случилось в Мертвых землях. Степная ведьма Байгаль помогла, – пытливо глянула она на мать с отцом и маленько приврала, – снять проклятье. Только вот… узор оставила.

– Так что же… – У Деяна во рту пересохло. – Теперь тебя обнять можно?

Крапива тихо ответила:

– Да.

И тут же была заключена в крепкие отцовские объятия, а мать охнула, ожидая недоброго. Досталось нежности и Малу с Удалом. Расцеловав братьев, Крапива села на пол перед Долой и распахнула руки:

– Матушка!

Но та ровно окаменела.

– Матушка?

Дола очнулась и заголосила:

– Ты на кого похожа?! Гульня! Вертихвостка! Куда вырядилась? Где ж это видано? Еще и по деревне в таком виде шла?!

Оторопела не только Крапива, но и молодшие с Деяном. А Дола все не успокаивалась:

– Мать слезами заливалась, уже Тени требу за тебя принесла, а ты!

Обыкновенно молчаливый Деян тут не выдержал и негромко сказал:

– Успокойся, мать.

– А тебя вообще не спрашивают! У него дочь, почитай, голая по улице ходит, а он…

– У меня дочь из мертвых вернулась, – процедил Деян. – А ты, если умного ничего сказать не можешь, молчи!

– А ты не лезь! Своих вон воспитывай, а к моей…

– А ну-ка рот закрой, дура! – гаркнул Деян.

Гаркнул – и оробел от собственного крика. Однако на попятный не пошел. Поднял дочь с пола и вдругорядь обнял.

– Дура она, – пробурчал он, поглаживая Крапиву по голове, – не слушай. Ты