Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

– Не шевелись. Хорошо же? Знаю, что хорошо. Дай-ка…

Ладони, некогда оставившие на ее теле синяки, оглаживали и дарили блаженство, и скоро у девицы не осталось сил противиться неге.

Недовольным оставался только шлях.

– Ты что творишь?!

– У Крапивы спина болит, – нахально ответил Влас. – Помогаю.

Шепот стек по ее шее горячим медом и пробрался под одежду. Когда в движения рук вплелись мимолетные поцелуи, Крапива не уследила. Княжич все настойчивее ласкал ее, а Шатай сидел рядом, не говоря ни слова, и следил за каждым его движением. Едва ладони заползали под девкину рубаху, Шатай бил по ним и снова замирал как ни в чем не бывало. Влас в ответ издевался над шляхом: ласкал травознайку, а смотрел на соперника. «Ей хорошо со мной, видишь? – говорил его взгляд. – Уйди!»

Шатай стискивал челюсти так, что становился похож на хищную птицу. Случись у них ночлег, не сдержался бы и зарезал мерзавца. Но спорить с аэрдын он не смел, а она разомлела в объятиях дрянного срединника, и уста ее алели. Только брови были нахмурены: Крапива собиралась с духом, чтобы остановить действо, но всякий раз тушевалась, позволяя себе еще мгновение удовольствия. Скоро, совсем скоро они доберутся до Срединных земель и княжич уберется восвояси. А вместе с ним пропадут тревога и бесстыдные желания.

Наконец княжич не выдержал.

– Ты тут лишний, – процедил он, сжимая мягкое девичье бедро.

– Нэ я, а ты! – возмутился Шатай.

Сколько еще они пререкались бы и к чему могло привести соревнование, Крапива выяснять не пожелала. Она отпихнула Власа:

– Что я вам, корова какая?! Вы бы еще кости бросили, кто на меня первый взберется! Руки убрал, говорю!

Обида вспыхнула колдовством, листья крапивы проступили по всему телу, и мужчина шарахнулся, ожегшись.

– Не прикасайся ко мне боле, коли вести себя не умеешь!

Влас растер руку с ожогом, которой досталось снова, и проворчал:

– Я-то умею. А этот лезет куда не просят…

– Этот мне жених! – отрезала Крапива. – А ты – ноша ценная, которую надобно доставить батюшке. Так что сиди и помалкивай!

Влас недобро сощурился:

– Ноша, значит?

– А что еще? Только прежде мы тебя, раненного, таскали, как куль с мукой, а теперь следить надо. Право слово, проще было, когда ты умирал!

Досада раздирала ее на части. Как будто мало того, что случилось меж ними ночью! Полно, княжич, уже получил, что хотел. Нет же: Влас не оставлял ее в покое, так и эдак цеплялся, да еще у Шатая на глазах. Шляхам-то что, они привыкли делить своих женщин. А вот Крапиве – стыд и позор!

– Проще… – протянул Влас. – Может, и мне тогда проще было.

Он поднялся и пошел в дождь, оставив Крапиву и Шатая наедине. Крапива закусила губу.

– Вернется или убиваться пошел? – спросила она.

– Устанэт – вэрнется, – фыркнул Шатай. – У нэго с собой ни еды, ни оружия.

– Зато дури с лихвой, – вздохнула травознайка.

* * *

Поостыв, Влас, конечно же, возвратился, но заводить разговор ни с Крапивой, ни тем более со шляхом не спешил. Он молча прожевал оставленную для него лепешку с козьим сыром, запил и отвернулся. С его одежды ручьем стекала вода, но княжича это не беспокоило.

Шатай вроде дремал, опершись на гибкий ствол лиственницы, и травознайка решилась тихонько заговорить:

– Влас?

Он не пошевелился. Пришлось ползти к нему и осторожно касаться мокрой спины.

– Влас… Ты не серчай на меня, ладно?

Княжич и тут не ответил.

– Я… не привычна… к такому… Может, ваши городские девки и развлекаются, когда хотят, а я…

Влас фыркнул:

– Решила, я обиделся, что ты передо мной ноги не раздвинула? Да у меня знаешь сколько таких, как ты?

Крапива помрачнела:

– Не знаю.

Влас же вдруг схватил ее в охапку и прижал к себе. И сказал так тихо, что поди разбери, не помстилось ли:

– Ни одной. Таких, как ты, – ни одной. Думаешь, почему я еду обратно в Срединные земли? Почему не сдох в плену, не удавился веревкой, на которой меня вели?

– Потому что хотел вернуться домой…

Влас горько засмеялся:

– Дома меня ждет только позор. Из-за меня началась бойня. Люди погибли. Дружина разбежалась, не пожелав сражаться. Куда как лучше сгинуть вовсе, чем возвращаться после содеянного!

– Тогда почему?

Он обнял ее крепче, и в тех объятиях не было страсти. А что было? Поди пойми.

– Ради тебя. Я дышу до сих пор только потому, что тебе это нужно.

– У тебя отец…

Влас ядовито фыркнул.

– Он тебя любит…

– Он меня ненавидит!

– Но все ведь знают… Да Посадник за наследника…

– Вот именно! За наследника! За наследника он горы свернет, вашу деревню сровняет с землей. За наследника, а не за сына.

– Не бывает такого. Ты ведь ему родная кровь.

– И что с того? Шлях твой тоже кому-то сын, а его вон выкинули на верную смерть.

Скажи кто девке, что она учудит, ни в жизнь не поверила бы. Однако ж все меняется. Степь изменила и ее, и Власа с Шатаем. Крапива прижалась к Власовой груди и оплела руками его шею. Княжич держал ее в объятиях что хрупкую льдинку: не растопить бы, не сломать… Держал – и дышать боялся. Крапива пообещала:

– Все будет хорошо. Отец и матушка ждут тебя. Думали, что ты погиб, а ты вернешься. Тогда-то и станет все ясно!

Влас растянул губы в притворной улыбке:

– Да. Тогда-то все станет ясно…

Глава 19

В Тяпенках все шло своим чередом. Уж отголосили по погибшим плакальщицы, растащили по избам раненых, предали земле тела, не разбирая, где друзья, где враги. Опасность нависла над деревней низкой мокрой тучей, что все наливалась влагой, но никак не низвергалась тугими струями вниз. Но у кого в маковку жаркого лета есть время глядеть в небо да молить богов о защите? Ясно, что, отбоявшись первые дни, посельчане вернулись к работе. Когда еще нагрянут шляхи? Явится ли Посадник разбираться, что за бой прогремел над границей? А зерно уже клонится к земле и, не ровен час, погниет. Без урожая-то всяко не выжить, хоть в Срединном краю, хоть в шляховском.

Вот и вышло так, что почитай вся деревня трудилась в поле, когда троица путников въехала в ворота. Забрехали собаки, унюхав незнакомое зверье, прочистил горло петух с ощипанным хвостом и подпалиной на крыле, хлопнули, закрываясь, ставни в ближайшей избе. Запах