Хозяйка гиблых земель - София Руд

и крови, которую не до конца смыл ливень за окном. И пахнет от него конем. Он сразу прискакал сюда, в надежде скрыть свое преступление еще до того, как проклятие поразит остальных. До того, глава клана, узнает, что натворил его братец.

– Не зли меня ведьма! Убить я тебя не могу, но так замучаю, что сама взмолился о смерти! – рычит Гирдан, кидается к маме, а Янга прикрывает ее собой.

Дрожит, плачет, но лепечет:

– Не трогайте госпожу. Нет у нее магии! Точно нет!

– Агни, ты, я смотрю, другую сторону выбрала. Я что тебе велел? Следить и докладывать! – гаркает Гирдан. – А ты за полгода, что тут пробыла, нового хозяина себе выбрала? Стало быть, твоя зверушка тебе уже не нужна?

– Нет… Крок! – пугается Янга, застывает на месте, как только Гирдан касается своего кольца.

– У этой бездарщины нет магии, но у девчонки ведь есть, – заключает Гирдан, а Янга молчит… смотрит на кольцо и молчит. А потом как вскрикнет, скрючившись от боли.

Но мучает своим кольцом Гирдан не ее, а Крока. А ей, как хозяйке передается его боль.

– Хвост сломал, теперь лапу или шею? – пытает Гирдан, а Янга уже и стоять не может. Плачет, мучится, и мама ничем не может ей помочь. Кричит, молит, просит остановиться, пока Янга от бессилия, не выкрикивает: “Есть!”.

Она уже не в себе, она уже сломлена пыткой, и вряд ли вообще понимает, что происходит. Взгляд пуст, слезы не обжигают щеки, она застыли на ее глазах. Глазах, с какими обычно стоят выжившие у могил самых дорогих людей.

– Веди! – командует Гирдан, но не ждет, сам топает к лестнице, а дальше творится все то, что я помню…

Дверь в детскую распахивается, едва не слетая с петель. Я уже не сплю. Испуганно смотрю на пугающую черную тень, глаза которой горят драконьим огнем.

Мама плачет, пытается меня отбить, но раз от раза получает удары алым светом кольца. Не смертельные, но болезненные настолько, то не может встать. Лишь ползет за нами, пока Гирдан стягивает меня по ступеням, как хлам, на первый этаж. Там он и велит Янге, вытянуть мою магию и разрушить проклятие.

Она не хочет подчиняться, стоит как мертвая тень, но кольцо… это проклятое кольцо, пропитанное какой-то черной магией…

– Прости, меня, моя девочка. Я сделаю все, чтоб тбе не было больно, – шепчет мне Янга, но лжет…

Больно. Больно и мне, и ей. Нас обоих будто ломает, до темноты в глазах, до искр, а Гирдан велит продолжать… Не взирает на слезы, матери, на ее попытки доползти. На кровь, хлынувшую из носа и ушей Янги, на ее предупреждения, что магию не удержать, на то, как девочка едва ли не выламывает себе спину, корчась от невыносимой боли.

Света становится все больше, а затем вспышка ослепляет…

Ослепляет так, что кажется, что весь мир погрузился во тьму. Смаргиваю раз, второй, чувствуя, как мокрые ресницы слипаются раз за разом. Солоноватый привкус слез уже и на губах. И плачу не только я.

Темнота постепенно развеивается, обращаясь в сумрак под грозовыми тучами, затянувшими Аффис, Гиблые Земли и горожан. Люди и плачут. Кто-то бьет себя в грудь, желая унять боль, кто-то отойдя от шока, втыкается в плечо мужа. Да и сами мужчины шмыгают носами. Глаза красные у всех до одного…

Мечи и заколки, упавшие на землю, перестают дрожать, белый туман исчезает, вместе с зеркалом Агаты, спасшим всех Хельм, которые от нее отвернулись… отдали ее в жертву ради тех, кто еще остался в живых…

– Леди Хельм… – едва слышно раздается чей-то голос в толпе, и люди, один за другим, медленно, нерешительно находят меня взглядом.

Ничего не говорят, но слова тут не нужны. По мокрым глазам все понятно. Сожаление… нет, сопереживание. Общая боль и… отчего-то раскаяние. Они ведь даже подумать не могли, как все было на самом деле. Ненавидели, веря в нерушимые доказательства, а истина оказалась иной…

– Леди Хельм…

Мое имя звучало по-разному. Как оскорбление, как восхищение, как предупреждение… А теперь оно звучит, как… “прости… мне так жаль”.

Но на них мне не за что злиться. Люди и тем более общество всегда живет по законам. Где-то жестоким, где-то справедливым. Главное, что ошибившись, общество способно принять ошибку и имеет желание ее исправить. В том и есть сила людей… Их стремление к справедливости…

И она, наконец, должна восторжествовать.

Кидаю взгляд на Дарена, уже вставшего по правое плечо от меня и сжимающего в руках тот самый договор. “Доказательств теперь больше,чем достаточно”, – говорит его взгляд, а теплые пальцы находят мои пальцы и сжимают, обещая, что отныне все плохое будет позади.

Я ему верю… верю как никогда.

Дарен кивает и выискивает взглядом капитана, чтобы отдать свой последний приказ.

– Арестовать Гирдана Сурэла! – рычит он, брезгливо глядя на существо, сидящее на земле с безумным видом.

Гирдан даже на человека сейчас непохож. Мотает своей опущенной головой, а затем задирает лицо к небу и смеется как безумец, распугивая стражу, которая боится ринуться к нему.

– Хельм, племянник… думаете, победили? – скалится Гирдан.

А капитан, вместо того, чтобы быстро его сцапать, мешкает!

– Подохнем вместе! – вскакивает Гирдан, в секунду выставляет вперед руку, и с кольца срывается вспышка.

Летит прямо меня. Секунда, вторая. Бах!

Дарен отталкивает меня, пытаясь спасти… Тут же запускает клинок прямо в руку дядюшки. Гирдан вздрагивает, опускает взгляд на клинок, пронзивший ребра, а затем медленно наклоняется , как каменная статуя и падает, лицом вниз. За его спиной стоит седовласый старик, прижимая к груди клинок, который не успел войти в спину.

– Пусть я… – шепчет мер. – Его убил я. Меня и судите.

Только и говорит он, бросая на землю тот самый нож. Но сейчас никому нет дела до того, кто стал палачом монстра из рода Сурэлов. Даже его племянники не пекутся, все кидают взгляды на нас с Дареном.

И эти взгляды мне не нравятся. В них страх… такой, что и меня пронзает.

– Дарен! – тут же оборачиваюсь к инспектору, и тело от макушки до пят покрывается коркой льда.

Кровь… У него на губах кровь, а воздухе летают эти проклятые сиреневые искры… Неужели, Гирдан все-таки попал?!

Нет… Дарен… Нет.

– Все в порядке, леди Хельм. Вы теперь в безопасности, – говорит мне Дарен, еще и улыбается, будто все хорошо. Но это не так!

Его ведет в сторону прямо на глазах. Хватаюсь, чтобы удержать, а он такой тяжеленный, что падаю на землю вместе с ним.