Акцентор - Вероника Десмонд

– Думаешь, она когда-нибудь сможет смириться с тем, что ты из себя представляешь? Несмотря на империю Кингов, ты социальный отброс, мусор. Ты никогда не был ей ровней, и ты такой же, как я. Мы похожи, и рано или поздно она заметит это, а потом… – этот ублюдок улыбается самому себе. – Потом Элеонор начнет тебя ненавидеть.

– Не припомню, чтобы меня когда-либо интересовало твое мнение, – я делаю паузу. – Скажи, какое запястье болело у Эль последние недели? Левое?

Я запускаю свою руку под руку Маркуса и хватаю его запястье, по инерции перекручивая его. Слышится приятный треск, потому что сустав не выдерживает нагрузки и ломается. Превратившись в уязвимую мишень, Маркус кричит и взвывает, как маленькая сучка, инстинктивно отводя руку назад, но уже слишком поздно.

– Или правое?

Я проделываю то же самое и с другим запястьем, а затем бью его кулаком в лицо, превращая то в кровавое месиво. Слепая ярость бурлит в моих венах, и мне приходится мысленно повторять имя ангела, чтобы не потерять гребаный контроль, поддавшись искушению проломить череп ублюдка клюшкой для гольфа.

– Как часто ты бил ее?

– Я не бил ее, я ее учил, – хрипит он, сплевывая сгусток крови.

– Учил, – мой голос срывается.

– Только тогда, когда требовалось. Она плохо обучаема, но я всегда хотел для Эль всего самого лучшего. Мои мотивы благородны.

Измученный голос Элеонор врывается в мое ебаное сознание, уничтожая внутренности так, словно по мне проехался танк.

«Не… надо…»

– Блядь… – я тру лицо рукой, а затем наношу еще один удар. И еще. Маркус падает на пол, свернувшись в защитную позу, но я не останавливаюсь. – Блядь… Блядь… Блядь…

«Не надо… пожалуйста»

«Хватит…»

Я бы посадил его за решетку и смог бы отступить, если бы он только один раз сорвался на ней.

Но то, что я видел в глазах Элеонор… Наверное, маленькая мышка давно погрузилась в состояние психического саморазрушения, потому что ее отец мучил ее не только эмоционально, но и физически. Раз за разом.

Возможно, она хранила этот секрет, медленно сходя с ума и чувствуя себя виноватой, или ее мозг специально стирал воспоминания, чтобы она не жила в бесконечном ужасе, постоянно оглядываясь назад.

«Не трогай меня!»

Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня. Не трогай меня…

Я беру Маркуса за воротник и ударяю кулаком по его лицу.

А потом еще раз.

И еще.

Его кровь брызжет во все стороны, окровавленный рот приоткрывается с мычанием и бульканьем, но красная пелена перед моими глазами заставляет меня проводить серию ударов снова и снова.

– Эль…

От его лица не остается живого места из-за быстро возникающих гематом и огромного количества крови.

– Заткнись нахуй. Ты, блядь, не имеешь права произносить ее имя.

Я смертельно спокоен, продолжаю бить и бить, желая, чтобы он просто сдохнул. Боль проходит по всем нервным окончаниям, пока тиканье в моей голове усиливается.

Он снова что-то бормочет, и я наклоняюсь, чтобы разобрать его слова.

– Эль… убьют…

Я замираю, моя челюсть сжимается от слепой ярости.

– Что?

Один глаз Маркуса полностью заплыл, а другой налился кровью, но он все равно пытается поймать мой взгляд.

– Я давно хотел закончить это, но «Викторию» нельзя покинуть… Те, кто пытался, сначала наблюдали за тем, как убивают их близких, и только потом сами получали пулю в лоб… – говорит он едва слышно, его дыхание замедляется. – Ты не сможешь спрятать Элеонор, потому что они повсюду. Возможно, ты посадишь ее в клетку, но разве это жизнь?

– Роузинг должен знать их имена.

Маркус тихо смеется, затем надсадно кашляет.

– Никто не знает полный список. Если я умру, то они поймут, что это ты. Я предупреждал о тебе. Возможно, они начнут с самой младшей – с Вивьен.

Ухмылка искажает мои губы, совершенно безумная и абсолютно злая.

О, как мило. Он даже не догадывается, с кем связался.

Я резко отпускаю окровавленный воротник, из-за чего его голова с глухим стуком ударяется о пол, а затем выпрямляюсь, достаю из кармана брюк новую сигарету и закуриваю.

– Вот как мы поступим, мистер Смит. С завтрашнего дня на тебя начнут сыпаться обвинения, которые уже никто не сможет скрыть. Так что ты сядешь в тюрьму и никогда, я имею в виду никогда, не покажешься рядом с Элеонор. Возможно, с тобой будут немного развлекаться, и, возможно, это будет происходить каждый день, но, если мой ангел захочет связаться с тобой, ты, блядь, будешь мил и любезен, как самый лучший папочка на свете. А еще ты замолвишь за меня словечко и дашь нам с Эль благословение, правда же?

Лицо Маркуса приобретает насыщенный оттенок красного цвета.

– Ты хочешь занять мое место.

Табачный дым быстро заполняет комнату, напоминая мне о том, что я должен бросить курить, потому что Эль не нравится резкий запах сигарет и тот факт, что я медленно убиваю свои легкие.

– Ради всего святого. Ты же не ребенок, пора уже было догадаться, что я ничего не делаю просто так.

– Если она узнает…

Она уже знает. По крайней мере, часть правды.

Ее слезы могут заставить меня сделать все что угодно.

Вот почему я вступаю в гребаный ад, потому что никто не посмеет причинить вред этой девушке.

Пусть Элеонор меня ненавидит, но она будет в безопасности.

Даже если я стану худшим кошмаром в ее жизни.

Примечание:

Девиантность (лат. deviation – отклонение) – устойчивое поведение личности, отклоняющееся от общепринятых, наиболее распространенных и устоявшихся общественных норм.

Глава 21

Ассоциация

«…Broken pieces of the night

Разбитые осколки ночи

Sing like hollow lullabies

Поют как пустые колыбельные.

Lover, hunter, friend and enemy

Любовник, охотник, друг и враг – Y

ou will always be every one of these

Ты всегда будешь каждым из них»

Fleurie – Love and War

Кингстон, Шотландия.

Тень.

С того дня больше не виделась с Аароном, потому что игра закончилась.

Первые несколько недель, если верить словам Вивьен, он провел в Лондоне, а затем навещал отца в Нью-Йорке. Когда кто-то упоминал его имя, я делала вид,