Акцентор - Вероника Десмонд

Словно его не существовало.

А потом я просто избегала его.

Никто не знал, что произошло. Все осталось грязной тайной. И у меня просто не было сил.

Когда мне пришлось забрать кота, чтобы передать его Риз, так как в общежитии не разрешается держать животных, я думала, что сломаюсь прямо при Даниэле. Впервые его вечно строгий охранник смотрел на меня с жалостью, полагаю, я выглядела просто ужасно из-за бесконечной бессонницы.

Я видела образ Аарона везде. Мрачные карие глаза, маска дьявола… Он так часто играл мне на рояле, что мне хотелось исчезнуть, когда я видела инструмент в музыкальном классе.

Ассоциации, ассоциации, ассоциации… их было так много.

Я постоянно училась, играла на скрипке, работала все выходные в приюте, проводила время в конюшне, ухаживая за лошадьми, но ничего из этого так и не смогло заполнить зияющую дыру, ту боль, что я чувствовала, когда поняла какой идиоткой являлась.

Он лгал мне. Он, черт побери, использовал меня.

А потом бросил, будто я шлюха, которую он больше не хочет видеть рядом с собой.

Все начало складываться как пазл. На отца открылось несколько судебных дел, которые гласили, что Маркус Смит брал взятки за нечестное судейство. Часть его жертв отбывала пожизненный срок, и хоть я знала, каким дерьмом является мой отец, я не могла поверить в происходящее.

Я чувствовала вину за его же преступления.

Я чувствовала, словно захлебывалась под огромным слоем грязи, от которой нельзя было отмыться.

Я чувствовала, что… падаю.

Риз делала все возможное, чтобы обвинения не просочились в прессу, потому что подобный приговор наверняка разрушит нашу репутацию.

Наверное, Аарону было весело играться со мной, пока он пытался подобраться к Маркусу Смиту поближе. Возможно, мой отец был как-то причастен к смерти его брата, но факт оставался фактом – я перестала быть ему интересна. Он наконец оставил меня в покое.

Наверное, я должна была радоваться, верно?

Но каждую ночь, когда я позволяла себе оплакивать свое разбитое сердце, мне не хватало его объятий. Я постоянно вспоминала, как Аарон играл мне в оранжерее или как он обнимал меня, когда у меня не было сил после смены в приюте.

Не то чтобы этих моментов было много, но иногда он не стремился к удовлетворению своих извращенных наклонностей, а просто был рядом: зарывался в мои волосы, шептал мое имя, слушал, как я рассказываю ему о своем дне.

Я больная мазохистка.

Черт возьми. Это просто… невыносимо.

Все лето я старательно игнорировала тошнотворную боль, раздирающую меня каждый раз, когда я вспоминала его.

Пока Блейк решал дела в Лондоне, мы с Риз ненадолго отправились в Швейцарию с моими неродными бабушкой и дедушкой. На самом деле, стыд пожирал меня заживо. Я думала, что все они начнут меня ненавидеть, потому что из-за обвинений Маркуса герцогиня Аттвуд, возможно, больше не сможет использовать титул королевского высочества в официальном качестве, но их отношение ко мне не испортилось.

Даже близко нет.

Они никогда не оставляли меня одну, заставляли готовить вегетарианские ужины, есть ведра мороженого и отправляться в долгие велосипедные походы. И хоть я пыталась отвлечься, волнение не прекращало душить меня, и, в итоге я вернулась в Лондон.

Я старалась быть рядом с Риз как можно дольше, потому что арест Маркуса ранил ее сильнее, чем она показывала остальным. Вещи отца так и остались нетронутыми, и мы пытались не держаться за воспоминания.

В какой-то момент от меня ничего не осталось: ни злости, ни печали, ни отчаянья.

Я просто механически делала свою работу в благотворительном фонде миссис Аттвуд, заставляла себя съесть ужин, ложилась спать… пыталась спать, а затем начинала день заново.

И так было до тех пор, пока не пришел новый семестр, который превратился в еще более худший кошмар.

На самом деле, он редко появлялся в Кингстоне, но мне все равно было спокойнее находиться только в людных местах, чтобы этот ублюдок не смог до меня добраться и снова совершить что-то безумное.

Несмотря на то, что часть меня тянется к нему, я отлично осознаю, что я просто иду по пути саморазрушения.

Поэтому я не пыталась с ним связаться, хотя иногда мне хотелось этого больше всего на свете.

Мне так сильно хотелось услышать его.

У нас были образцовые токсичные отношения, если это вообще можно так назвать, поэтому все к лучшему.

Пожалуйста, скажите, что все к лучшему.

Мое состояние ухудшается, когда я не препятствую развитию собственной паранойи. Мне кажется, что он стал появляться возле приюта без какой-либо маскировки, или вечером, когда заканчиваются мои занятия, тень его охранника мелькает вдалеке, а затем исчезает.

На самом деле это неправда.

Это гребаная иллюзия реальности.

А текущая реальность заключалась в том, что я практически стала персоной нон грата, когда кто-то пустил грязный слух о том, что мы были обручены. Возможно, молчаливый инвалид была недостойна великолепного Аарона Кинга.

Резкая тошнота подкатывает к моему горлу, но я заставляю себя отвлечься на разговор Катерины и Эммы, пока мы сидим в обеденном зале Кингстона. Хотя в последнее время я предпочитаю брать ланч в кофейне, Кэт всегда хотелось быть частью студенческого сообщества.

И сейчас Катерина вдруг резко замолкает. Ее щеки розовеют, а дыхание сбивается.

Я прослеживаю ее взгляд, а затем замираю, когда замечаю Кастила, Чона, Эрика и Аарона, который сидит прямо на столе и курит сигарету, выдыхая облако дыма.

В середине моей грудной клетки образуется черная дыра, прежде чем она заполняется кровью.

На его колени усаживается новая студентка: потрясающая брюнетка с длинными обнаженными ногами. Я чувствую, как проваливаюсь в воспоминания при виде того, как она пытается привлечь его внимание.

Мне нужно постоянно трахать тебя, маленький ангел. Он так сказал, потому что обладает девиантными сексуальными наклонностями. Возможно, он уже говорил это кому-то другому. Возможно, он уже говорит это ей.

Кажется, ее зовут Софи. Она очень милая, а еще часто говорит по-французски.

Может быть, он уже нашел для нее милое прозвище и шепчет его, когда грубо трахает ее после преследования.

Может быть, он хочет очаровать ее, чтобы потом сломать и выбросить, как мусор.

Аарон Кинг обладает чуть ли не самой отвратительной репутацией во всей гребаной Англии, так что он уже наверняка нашел новую цель для своих извращений.

Мое горло сдавливается, когда он небрежно отталкивает ее, словно она какая-то ненужная вещь, а затем меня пробирает дрожь.

Потому что он смотрит. Черт побери, он смотрит прямо на меня.

Не