Летний сад - Полина Саймонс

– Да, – кивнул Сэм. – Но почему ты не поспешила с нашей встречей прежде, в сорок шестом?

– Потому что с нас было довольно! И он уже все объяснял в Берлине. Разве этого нет в его деле?

Александр вскинул руку, прося ее умолкнуть. Энтони топтался поблизости.

– Это есть в его деле, – ровным тоном ответил Сэм. – Но я говорил тебе, у военного трибунала в Берлине есть свой протокол, а у нас есть свой. После того как он приехал сюда, он должен был поговорить с нами. Что именно тебе непонятно во всем этом?

– О, я понимаю! Но почему вы не можете оставить его в покое? – Она шагнула вперед, встала перед Александром. – Сто миллионов людей вокруг… вам больше нечем заняться? Кого он так беспокоит? Вы знаете, он не занимается шпионажем, не собирает сведения для Советов. Вы знаете, что он не прячется. И вам отлично известно, что последнее, что ему нужно, так это то, чтобы ваш Государственный департамент ловил его на крючок.

Александр положил руки на плечи Татьяны, успокаивая. Сэм безвольно стоял перед ней.

– Если бы вы позвонили мне два года назад, все давно осталось бы позади. А теперь каждый в трех департаментах уверен, что он прячется!

– Путешествует, а не прячется! Они вообще понимают разницу?

– Нет! Потому что они с ним не говорили. А Министерству обороны действительно нужно его выслушать. И только из-за твоего упрямства этот снежный ком достиг таких размеров.

– Нечего винить меня, сам же без конца звонил Викки! И что, по-твоему, я должна была думать?

Александр сжал ее плечи:

– Тише.

– Никаких «тише»! И знаешь что, Сэм? – огрызнулась Татьяна. – Почему бы тебе не тратить поменьше времени на поиски моего мужа и побольше на дела в твоем Министерстве иностранных дел? Не знаю, читал ли ты газеты в последние несколько лет, но скажу только, что тебе, пожалуй, неплохо было бы прибраться в собственном доме, прежде чем обшаривать всю страну, чтобы навести порядок в моем.

– Но почему вы не пришли поговорить с Джоном Ранкином в Комитет по антиамериканской деятельности? – нетерпеливо произнес Сэм. – Он ведь вас ждал. Возможно, вы бы просветили его насчет того, что вам известно о нашем Министерстве иностранных дел. Ему нравится разговаривать с такими людьми, как вы.

Александр крепко обхватил Татьяну.

– Ладно, вы оба, – сказал он и развернул Татьяну лицом к себе. – Хватит, – тихо добавил он, глядя на нее. – Мы должны ехать.

– Я с вами! Мне плевать, что я обещала. Я возьму с собой Энта…

– Сэм, извини, мы на минутку, – сказал Александр, уводя Татьяну за их дом на колесах.

Она тяжело дышала, разочарованная.

– Таня, прекрати. Ты мне обещала, что будешь держаться спокойно. Ты обещала. Так что… Мальчик рядом!

Татьяна дрожала всем телом.

– Ты будешь ждать здесь, – продолжил Александр, и его ладонь обхватила ее спину, привлекая к нему, успокаивая. – Как ты и обещала. Просто будешь сидеть и ждать. Не важно, что там происходит, мы вернемся. Так Сэм сказал. Так или иначе, я намерен вернуться, но ты должна ждать. Не уезжай. Сын теперь с тобой, ты должна быть сильной. И поклянись мне еще раз, что все сделаешь правильно.

– Я буду сильной, – прошептала она.

Татьяна лишь надеялась на то, что ее лицо не выдает Александру ее чувств. Но потом Энтони влез между ними и ухватился за нее, и ей пришлось делать вид, что она успокоилась.

Перед тем как они уехали, Сэм взъерошил волосы Энтони:

– Ты не беспокойся, приятель. Я все сделаю для того, чтобы позаботиться о твоем папе.

– Ладно, – согласился Энтони, обнимая мать за шею. – А я буду заботиться о маме.

Татьяна уступила. Александр кивнул. Она тоже. Они постояли так еще мгновение. Она отсалютовала ему. Он отсалютовал ей. Энтони обнимал мать:

– Мам, почему ты первая отдаешь честь папе?

– Он старше по званию, малыш, – прошептала она.

Ее лицо так исказилось, что Александру трудно было говорить. Он лишь пробормотал:

– Боже мой, да верь же ты хоть немного, ладно?

Но он произнес это уже в ее напряженную спину. Мальчика она держала на руках.

– Когда это она стала такой взвинченной? – спросил Сэм, когда они в его седане ехали к Министерству иностранных дел. И покачал головой. – Раньше она была намного спокойнее.

– Правда?

Сэму явно хотелось поговорить о Татьяне.

– Безусловно. Ты знаешь, когда она впервые ко мне пришла, она держалась стоически. Молодая маленькая овдовевшая мать, она говорила тихо, вежливо, никогда не спорила, с трудом объяснялась на английском. И потом, со временем, она постоянно звонила и оставалась все такой же вежливой и тихой. Она могла иногда приходить в министерство, мы вместе обедали, и она всегда была такой тихой. Наверное, единственное, что должно было дать мне намек, так это то, что она звонила каждый месяц, не пропуская. Но потом, когда я получил сообщение о том, что ты в Кольдице, она превратилась в… в… Даже не знаю. Стала совершенно другой женщиной.

– Нет-нет, – возразил Александр. – Она та же самая. Тишина и вежливость – просто уловка. Когда ей это нужно, она тихая и вежливая. Просто не вставай у нее на пути.

– Да, это я увидел! И консул в Берлине увидел. Ты знаешь, что он попросил нового назначения, когда она с ним столкнулась?

– Консул Соединенных Штатов в Берлине? А комендант от Коммунистической партии в особом лагере в Заксенхаузене? Я и гадать не берусь, что с ним стало, когда она разобралась с ним в его небольшом специальном лагере.

Вскоре они уже ехали вдоль Потомака, направляясь на юг. Александр отвернулся к окну, выставил руку поверх опущенного стекла.

На четвертом этаже Министерства иностранных дел на Си-стрит, в квартале к северу от проспекта Конституции и Национальной аллеи, Сэм представил Александра новенькому, только что из юридической школы адвокату по имени Мэтт Ливайн, у которого был самый маленький кабинет, какой только можно представить, меньше той тюремной камеры, в которой Александр провел так много времени, шесть футов на шесть, зато с внушительным деревянным письменным столом и с тремя стульями. Трое мужчин сидели в неловкой близости друг от друга, и Александру пришлось попросить Ливайна открыть маленькое окно, чтобы создать иллюзию хоть какого-то пространства.

Даже в костюме Мэтт Ливайн выглядел так, будто еще и не начал бриться, – и все же в нем ощущалась некая сила, что понравилось Александру. И еще неплохо было то, что первым делом он сказал Александру:

– Вы не тревожьтесь. Мы их