Шипы в сердце. Том второй - Айя Субботина

Меня трясет — крупной, неудержимой дрожью.

Мамочки, я же… одна. Не в больнице. Я ни за что не справлюсь!

А потом, в редкий проблеск рассудка, вспоминаю, что не одна — Вадим внизу.

Господи, слава богу! Он все решит. Он всегда все решает!

Сползаю с кровати, накидываю халат, борюсь с очередной схваткой, после которой на секунду опираюсь руками об тумбу, чтобы снова научиться дышать, а заодно и ходить. Спускаюсь по лестнице как слизняк, цепляясь за перила. Ноги не слушаются, каждая ступенька — как подъем на Эверест, только вниз.

Вадим тоже не спит, хотя еще нет шести утра. Возможно, собирается на пробежку — он уже делал так раньше, даже специально берет с собой бутылку для воды. Стоит ко мне спиной и сначала не замечает. А я… боюсь. Что он скажет? «От тебя требовалась просто нормально родить, но ты даже на это не способна»?

Видимо, все-таки выдаю себя слишком громким дыханием, потому что Вадим тут же оборачивается. Видит мое лицо — и бросается навстречу. Два шага — и рядом. Подхватывает на руки, как пушинку.

— Кристина, что? Где болит?

Я обнимаю его за шею, утыкаюсь лицом в теплое, пахнущее сном плечо.

Глубокий вдох — медленный, медленный выдох.

Паника отступает. С ним — не страшно. Выливаю на него беспрерывный поток «спасибо, что ты здесь, спасибо, спасибо…», но только через секунду доходит, что все это звучит только в моей голове.

— Кажется, я рожаю, — зачем-то шмыгаю носом. — Сумка… в комнате. У шкафа. Там все… и моя карта.

Вадим усаживает меня на диван — так бережно, будто хрустальную. Собирается бежать наверх, но я успеваю схватить его за руку. Паника снова мешает мыслить разумно. Кажется, что как только потеряю его из виду — случится все самое страшное, что только может случиться во время родов. Мое богатое воображение и хорошая память тут же подсовывают многочисленные сцены родов в фильмах, где все в крови и где женщина обязательно в конце умирает.

— Не уходи, пожалуйста, пожалуйста, Тай… — Мне все еще страшно говорить это, глядя ему в глаза, но прогресс в том, что я хотя бы произнесла это вслух

Он опускается передо мной на одно колено — я тут же сжимаю в пальцах футболку у него на груди. Вдыхаю запах — и потихоньку отпускает.

— Крис, посмотри на меня.

Мотаю головой. Вадим помогает — берет мое лицо в ладони, поглаживает большими пальцами щеки. В синих глазах — тепло, забота. Даже капелька нежности как будто.

Ты назвал меня Крис, Тай, ты знаешь? Ты меня так с того проклятого дня не называл.

— Я здесь, Кристина. — Наклоняется, на секунду прижимается губами к моей макушке. — Я никуда не уйду. Хочешь?

— Очень-очень, — отвечаю без заминки. Какой же я была дурой, когда орала ему, что никто мне не нужен! Какой бесконечной дурой, боже.

— Значит, сейчас тебе придется меня слушаться, хорошо? — В ответ на мой утвердительный кивок, мягко, но уверенно разжимает мои пальцы, освобождаясь из мертвой хватки. — Я на минуту — возьму твою одежду и заберу сумку. Что принести?

На языке вертится: «Что-то такое, в чем я буду симпатично смотреться на хромированном столе… мертвая», но вслух прошу висящий с краю шелковый халатик и мягкие тапочки-чешки. Все это тоже заранее приготовила, просто не думала, что собираться придется впопыхах. Я же еще и прическу хотела сделать — вот идиотка…

Поездка в клинику — как полет в космос в неисправной капсуле. Время то сжимается, то растягивается, цифры на часах периодически теряют свой смысл. Кроме тех, которые отсчитывают интервал между схватками — уже восемь минут. Я сижу в его «Бентли», вцепившись в ручку двери, когда накатывает очередная волна боли. Пытаюсь дышать. Вдох-выдох. Как учили на курсах. Но воздух застревает в горле, и мне все больше кажется, что я просто задыхаюсь, захлебнусь в этой агонии.

Вадим рядом — садиться на заднее сиденье я наотрез отказалась.

Вместо слов кладет теплую большую ладонь мне на колено. И сжимает — не сильно, но уверенно. И это простое, молчаливое прикосновение немного якорит меня в океане из боли, паники и бесконечных попыток написать завещание в своей голове. «Свои старые тарелки прошу передать по наследству Марику, с припиской: «Мама тебя очень-очень любила, солнышко, даже вот ту одну минутку».

Родильная палата на палату похожа меньше всего, хотя я понятия не имею, как должна выглядеть типовая. Здесь есть все: удобная кровать, которая трансформируется во что угодно, диван, огромный фитбол, джакузи и даже роскошный вид на море. Идеальное место для того, чтобы произвести на свет наследника империи Авдеева.

Ирина Андреевна встречает нас с той же спокойной, уверенной улыбкой. После осмотра говорит, что все идет по плану, что раскрытие — четыре сантиметра, и что у нас впереди еще долгий путь.

Долгий, мать его, путь.

От этих слов меня затапливает ужас. Я не выдержу, если вот так — и долго. Я не смогу.

— Кристина, — голос Вадима звучит у самого уха. Низкий, ровный и абсолютно спокойный. — Посмотри на меня.

Моя голова, как прирученная, поворачивается на звук его голоса даже раньше, чем я отдаю своему телу мысленный приказ это сделать. Он стоит рядом, так близко, что я вижу каждую ресничку, каждую морщинку в уголках его глаз.

— Мы справимся, трусиха. — Не «ты справишься». А «мы». — Я здесь. Я с тобой.

И я, вопреки всему, абсолютно ему верю.

Первые несколько часов — как в тумане. Боль то накатывает, то отступает, и в эти короткие минуты передышки я с горем пополам восстанавливаю дыхание и собираю себя по кусочкам перед следующей схваткой. Вадим не отходит от меня ни на шаг, и сейчас он — мой партнер и моя опора.

Он помогает мне ходить по палате, обнимая за талию, поддерживая, не давая упасть. Я иду, опираясь на него, и чувствую, как в меня перетекает его спокойствие и тепло, давая силы держаться.

— Что там насчет дыхания собачкой? — спрашивает Вадим, когда очередная схватка отступает, оставляя меня обессиленной и мокрой от пота.

— Господи, ты-то откуда знаешь? — Вспоминаю все, что рассказывала тренер, когда готовила нас к родам. Тогда у меня вроде как получалось, а вот получится ли сейчас — совсем не уверена.

— Думал, может, и мне пригодится. На следующих переговорах с китайцами, например.

— Это на потом, — выдыхаю и упираюсь лбом в