Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк

от нетерпения. Каждый контакт с её кожей обостряет чувства до предела. Каждое прикосновение отзывается эхом внутри, накладываясь на ту потребность, что бьётся во мне с каждым ударом сердца.

Она тоже это чувствует. В этом я уверен, когда ее груди касаются моих мышц, ее соски напряглись и превратились в острые точки. Они прижимаются сквозь тонкий слой волос между моими грудными мышцами. Я обхватываю один восхитительно полный бугорок, проводя большим пальцем по соску и резко выдыхаю изо рта.

В этот миг самая неудержимая женщина превращается в искру — и эта искра танцует только для меня.

Я не могу остановиться. Даже если бы логическая часть моего разума каким-то образом сумела выползти из глубин, куда бы она ни направлялась, и попыталась вернуть себе контроль, я знаю, что раздавил бы ее в одно мгновение. Это было слишком давно, и мы с ней кружили друг вокруг друга, кажется, целую вечность. Я не хочу останавливать это, и если прямо сейчас что-то встанет между мной и этой женщиной, я знаю, что даже Каликс не смог бы справится с теми зверствами, которые я совершу, только чтобы удержать ее рядом со мной.

— Позволь мне овладеть тобой. — Эти слова — ласка, требование.

Ее руки скользят вверх по моим бокам, по выпуклостям и впадинам моего тела, вверх по груди. Глаза что сверкают как серебрянные молнии открываются, практически светясь на ее лице, когда она смотрит на меня. Внутри нее горит огонь, такой яркий, что удивительно, что я не заметил его раньше. Нет. Возможно, дело не в том, что я этого не видел, а в том, что я намеренно игнорировал это, потому что признать это означало бы, что я должен также признать, что эта женщина интригует меня с того самого момента, как я впервые увидел ее.

Чувство вины гложет меня изнутри. Та порочная часть моего разума, которая берет верх и не успокоится, пока я не увижу отблеск темно-эбонитовой серы на своей коже и свежепролитую кровь, кусает меня.

Это яркое, прекрасное создание — часть тьмы и часть света — пострадала из-за меня, и я заслуживаю того, чтобы с меня заживо содрали кожу.

— Остановись.

Острые ногти впиваются в мои щеки, и я распахиваю глаза. Я даже не осознавал, что закрыл их, пока взгляд не падает на лицо Кайры, и я узнаю ярость на нем. Я не знаю, как она чувствует мое внутреннее смятение. Я знаю только, что благодарен ей за вмешательство, потому что я чувствовал, как соскальзываю обратно в то темное место, в то самое место, где зародилась моя жизнь Смертного Бога. Место, которое я ненавижу каждой клеточкой своего существа.

— Если ты собираешься быть со мной, Руэн, тогда будь со мной. — Ее зрачки расширены, но глаза прищурены, когда она смотрит на меня. — Не иди в это место. Не игнорируй меня и не возвращайся туда, когда я прямо перед тобой. Я знаю, что ты не настолько слаб.

Нет. Я не такой. Я пережил потерю, боль и пытки. Я пережил смерть, но я также пережил кое-что гораздо худшее. Я пережил жизнь и все ее муки.

Мои руки снова смыкаются вокруг нее, крепко сжимая и так сильно прижимая к своей груди, что я задаюсь вопросом, не желает ли какая-то подсознательная часть моего мозга связать ее с самим моим существованием. Если бы было возможно связать две души воедино, я бы сделал это с ней. Я бы сделал все возможное, чтобы она никогда не пожалела об этом выборе и не бросила меня.

Ощущение ее в моих объятиях уводит меня во тьму, которой, как я знал, я обладаю. За исключением того, что на этот раз я не один.

Теперь пути назад нет.

Кайра пробудила в моей Божественной крови монстра, о существовании которого даже я не подозревал, и это ее обязанность — кормить его.

Глава 27

Кайра

Тело Руэна — сплетение напряжённых мышц и едва сдерживаемого насилия. Он вцепился в меня, будто я — его спасательный круг, и я позволяю ему это. У меня возникает странное ощущение: если бы нас выбросило в штормящее море — если бы мы тонули, — одной лишь его хватки было бы достаточно, чтобы удержать меня в этом мире. Будто я не смогу умереть, пока он сам этого не позволит.

Когда в следующий раз его рот касается моего, это еще грубее, чем раньше. Это яростно, мощно и сокрушительно. Я приоткрываю губы, позволяя ему взять то, что ему нужно, и кормлю того зверя, которого я чувствую внутри него.

Он отличается от Теоса и Каликса. Они не только двигаются вместе как единое целое, но и являются индивидуальными существами со своими потребностями. Каликс — голодный зверь, пожирающий все на своем пути, чтобы удовлетворить какое-то неведомое желание, и он не остановится, пока не выпьет кровь своей жертвы. Теос — целитель, ищущий любви, сострадания и привязанности.

Руэн — ни то, ни другое, и в то же время все вышеперечисленное. Он представляет собой идеальное сочетание животного и человека.

Его бедра прижимаются к моему животу, и я чувствую твердое давление его эрекции, напрягающейся под брюками. Мои внутренности превращаются в жидкость в самом расплавленном смысле, и я тянусь к мужчине, который в данный момент пожирает мой рот и каждый тихий звук, который оттуда вырывается.

Мои ногти царапают его спину, и его бедра дергаются от удовольствия от острого ощущения, сильнее прижимаясь ко мне. Край матраса упирается мне в икры, но я не ложусь на него. Пока нет. Отрывая свои губы от губ Руэна, я использую матрас в качестве опоры, когда взбираюсь по его телу, обхватывая ногами его талию а руками его голову.

— Покажи мне, чего ты хочешь, Руэн, — требую я. — Покажи мне то, что ты так боишься показать всем остальным.

Сине-красные глаза сверкают в ответ на мой взгляд опасным блеском, мягкий изгиб длинных тёмных ресниц отбрасывает тени на острые скулы. Он держится на грани, балансируя на острие ножа цивилизованности. Ему не нужна цивилизованность. Ему нужна дикость и необузданность, как и мне.

Как будто он тоже это чувствует, глаза Руэна мгновенно меняют цвет с полуночного и наполовину красного на полностью малиновый. Я опускаюсь спиной на матрас. Он толкает меня вверх по мягкой кровати, беря мои руки и отрывая их от своей плоти. Я моргаю, и он прижимает их