Император ярости - Джаггер Коул

Может быть, он никогда полностью не впустит меня. Может быть, Мал слишком сломлен, слишком поглощен своей тьмой, чтобы когда-нибудь действительно измениться. Но в этот момент, этого достаточно.

Сейчас, по крайней мере, я возьму то, что он мне дает.

И, может быть, может быть, это все, что мне нужно.

32

МАЛ

Моя рука сжимает руку Фреи сильнее, чем следовало бы, пока я веду её обратно к гостевому дому после этого дерьмового ужина с Киром, Иссаком и этим чёртовым Дэмианом. Но я не отпускаю. Не могу.

Внутри меня есть первобытное, собственническое желание, которого я никогда не испытывал к кому-либо ещё — не так, как это. Оно сжимает мою грудь каждый раз, когда я вижу, как она разговаривает с кем-то другим, смеётся с кем-то другим, касается кого-то другого.

Как Дэмиан.

Просто её брат.

Чёрт возьми, они не связаны кровью. Всё, что я вижу, это другой мужчина, пытающийся быть ближе к тому, что моё. И мысль о нём рядом с ней заставляет мою кровь кипеть.

Фрея смотрит на меня, её лицо спокойно в лунном свете, и на мгновение это собственническое чувство смягчается. Всего на мгновение.

Мне никогда не нужно было владеть кем-то — кем-то — раньше. Никогда не чувствовал необходимости заявлять права на кого-то так, как хочу заявить на неё. Она смотрит на меня с этими любопытными глазами, полными доверия, и это заставляет меня хотеть притянуть её ближе. Держать её здесь, прижатой ко мне, подальше от всех остальных.

Дэмиан. Кир. Ад. Весь этот чёртов мир.

Мы почти у двери гостевого дома, когда что-то маленькое и тёмное привлекает мой взгляд, вырезанное в боку дерева у тропинки. Мои шаги замедляются, а хватка на руке Фреи усиливается.

Я останавливаюсь.

— Что это? — спрашивает Фрея, поворачиваясь ко мне, её брови сдвинуты от беспокойства, а рука слегка касается моей руки.

Я качаю головой.

— Ничего, — бормочу я, подталкивая её к двери. Не хочу её пугать — не хочу признавать, что, по-моему, я только что увидел.

Но мне нужно быть уверенным. Мне нужно знать.

Я открываю дверь гостевого дома и провожаю её внутрь, прежде чем успеваю передумать.

— Вернусь через секунду.

Её глаза мечутся в замешательстве, но она не задаёт вопросов, просто кивает и идёт по коридору, а моё сердце бьётся всё быстрее с каждым её шагом.

Там. Это дерево.

Я приседаю, всматриваясь в грубую кору…

Что за чёрт.

Его больше нет. Не стёрлось. Не закрыто. Буквально только что его не было.

Мои брови сдвигаются.

Я точно знаю, что видел. Старая норвежская руна неопровержима для меня, и один её вид вызывает дрожь по спине, когда я снова смотрю на неё секунду спустя.

Фашистские нацисты, как Каспер, любят воровать символы, фразы и мифы, к которым они не имеют никакого отношения и не имеют права использовать. Я знаю, что свастика была индуистским, буддийским и джайинским символом мира в течение тысячелетия, пока Гитлер и его чёртовы приспешники не украли и не исказили её навсегда. Кельтский крест был искажён теми же нацистскими ублюдками годами ранее.

Но их любимый символ для кражи всегда был норвежским.

Черное солнце или чёрный солярный символ. Изображение Мьёльнира — молота бога грома, или валкнут. Даже эсесовская «двойная молния» — символ «боль» — была заимствована из совило, или солярного рунического круга. Вся эта символика использовалась для того, чтобы укрепить их искажённые взгляды на «арийское наследие».

Нацисты не принесли ничего на стол, кроме ненависти и страха. Каждая частица их воображения и идеологии была украдена и отравлена, чтобы соответствовать их мрачным фантазиям.

И единственный символ, который я вижу на этом дереве, — это тот, который знаю я.

Одал.

Это один из самых тёмных символов наследия, крови и превосходства, который Каспер набил на своей груди. Один, который он использовал, чтобы рисовать в грязи и на заборах, когда ходил на прогулки.

Один, который он использовал, чтобы вырезать на деревьях.

"Предупреждение", как он это назвал. — "Нечистым и порочным".

Холодный озноб пробегает по моему позвоночнику.

Я знаю, что видел минуту назад, когда Фрея и я проходили мимо.

Но теперь его нет.

Просто так.

Я ругаюсь себе под нос, быстро вставая и вытирая руку о джинсы, как будто пытаясь стереть воспоминание об этом.

Схожу ли я с ума?

Я оглядываюсь, но ночь всё ещё стоит.

Чёрт.

Поворачиваюсь обратно к гостевому дому, моя челюсть сжата. Возможно, это трюк света. Или лишение сна после того, как я так долго не спал с Фреей. Я видел вещи прежде, после долгих периодов без сна. Кошмары. Галлюцинации. Но это…

Это ощущается иначе.

Это чувствуется как прошлое. Как тень Каспера, протянувшаяся сквозь время, чтобы коснуться меня сейчас, снова завладеть мной.

Я отбрасываю эту мысль и возвращаюсь в гостевой дом. Фрея стоит там, где я её оставил, бросая на меня тот самый вызывающий, вечно любопытный взгляд, который всегда заставляет меня почувствовать себя живым.

Мой разум всё ещё в хаосе, но я справлюсь с тем, что, как мне кажется, я видел.

А пока?

Я сосредоточен на ней.

Притягиваю её ближе, руки крепко сжимают талию, когда я прижимаю её к стене. Её тело оказывается в ловушке, собственническое чувство горит в моих глазах.

Она моя. И никто — не Дэмиан, не призрак Каспера, никто — не заберёт её у меня.

33

ФРЕЯ

Прохладный ночной воздух проникает через большие панорамные окна, а лунный свет мягко озаряет комнату серебристым сиянием. Я откидываюсь на грудь Мала, кладу голову ему на плечо, пока мы сидим на диване в гостевом доме.

Снаружи деревья раскачиваются под порывами сильного ветра, их ветви скребутся о стекло. Мал только что объяснил мне, что в Японии приближается сезон муссонов, принося с собой тайфуны и другие мощные ветры.

Мы уже почувствовали это раньше, когда черные тучи и резкие порывы ветра пронеслись над холмами Киото, но сейчас все тихо.

Эта мирная тишина — приятный контраст хаосу, который царил последние дни. Его рука лежит на моих плечах, пальцы невзначай скользят по коже у ключицы и ниже, вызывая во мне легкие электрические вспышки. Я запрокидываю голову, смотря на него. Его лицо окутано тенями, лишь сильный подбородок освещен лунным светом.

Есть что-то в