Посткарантин - Злата Косолапова

а в переулках Адвеги то и дело шныряют подозрительные личности, так и норовящие сотворить какую‑нибудь пакость. Особенно здесь, на этих извилистых и смрадных улочках, ведущих в самый опасный кусок худшего жилого района всей Адвеги, где мы, подопытные, все и жили. Это нас специально сюда запихнули, чтобы обычные жители к нам поменьше носы свои совали из любопытства.

Мало того, сегодня на улицах нашего района стояла темень хоть глаз выколи. Помню, как час назад Эдуард Валентинович Рожков, главный инженер Адвеги, ругался на Кольку, своего младшего помощника, мол, что из‑за его безалаберности теперь весь Крайний район без света остался, а им теперь, то есть Рожкову и Кольке, ещё и придется идти всё восстанавливать на ночь глядя.

Да уж, наши места и так были не слишком приветливы, а без света и того хуже.

«Хорошо бы не нарваться на Дэна», – думала я, отчаянно вжимая голову в плечи, словно бы пытаясь спрятаться в теплом воротнике куртки.

Хорошо бы. Да только много хорошего на каждый день не бывает.

Их было шестеро. Денис, его сестра Настя, Сашка Цветков и его сестра Ира Цветкова, Нильс, Ромка Шарапов. Они стояли на углу проспекта и почти наверняка ждали меня. Замедлив шаг, я досчитала до трёх и плавно свернула на узкую улочку, протянувшуюся между низким одноэтажным складским помещением и какой‑то хибарой из дерева, предназначенной для неизвестных мне нужд. Можно было бы вздохнуть с облегчением, но я не спешила. И правильно. Просочившись мимо покосившегося фонаря и ржавой, истёртой таблички с каким‑то громким предупреждением, я перескочила через огромную лужу, рябь в которой не давала красоваться в воде сводчатому потолку пещеры, и застыла на месте.

Моё сердце ухнуло куда‑то вниз. Я вздрогнула, ощутив, как в одну секунду меня до дрожи пробивает едкий озноб. Дэн перегородил мне дорогу, уперев ладонь в стену прямо перед моим носом.

– Ну надо же, а, – гадко ухмыляясь, протянул Сухонин. – Гляньте‑ка, ребят, редкое явление: Орлова – и без охраны. Чё, Машка, мужиков цепляешь? Сразу скажу тебе по чесноку, они и за «бесплатно» не согласятся.

Заливистый смех Дэна и его шестерок звенящим эхом пронёсся по улицам, отражаясь от стен бетонных домов. Я почувствовала, как мои скулы начинают гореть от стыда и раздражения. Но стыд и раздражение – это всё мелочи. Страх. Меня резал страх. Ледяной и пронзительный. Он резал меня настолько сильно, что у меня подгибались колени.

И не зря.

Кстати, знакомьтесь, Денис Сухонин – обожаемый сынок управителя Адвеги Сергея Сухонина и просто изверг. К общему несчастью многих жителей Адвеги этому придурку было позволено делать всё, что ему заблагорассудится, и это всё, кроме особо редких случаев, легко сходило ему с рук. Денис был, пожалуй, самым жестоким и самым чудовищным человеком из всех, кого я встречала в своей жизни. Даже его отец рядом с ним казался добрым дядей.

Дело в том, что, вообще‑то, по‑хорошему за моё избиение Дэн мог подписать себе приговор со стороны Спольникова и Беста. Но он был туповат – во‑первых; во‑вторых, отчего‑то Сухонин был уверен в том, что его отец влиятельнее этих двух вместе взятых, поэтому, если по мне и пройтись пару раз кулаками, то он выйдет вполне себе сухим из воды. Тут он, конечно, жёстко ошибался. Впрочем, я думаю, что они надеялись уйти неопознанными. Подумаешь, кто‑то в Крайнем районе избил Машку Орлову. Что уж, район такой. Сами поселили, сами и расхлебывайте.

Но если Дэн Сухонин был дураком, то Спольников дураком не был.

Конечно же, подлавливая меня в переулке, Дэн не забыл и про свою любимую компанию. Это меня не удивляло, он вообще редко появлялся на людях без своей свиты.

Дэн хмыкнул. Цинично улыбаясь, он смотрел на меня с таким видом, будто он был здесь королём. Будь он действительно королём или хотя бы джентльменом, я бы не переживала: вряд ли бы ему было какое‑то дело до меня. Ну, или, по крайней мере, будь в нём хоть что‑то от джентльмена, он мог бы вспомнить о том, что я отношусь к той половине человечества, которую, стало быть, бить не очень хорошо, а во‑вторых, может быть, он бы даже припомнил, что я ещё и младше него на два года. Но, увы, увы, в данной ситуации Сухонину было плевать абсолютно на все причины, по которым меня можно было бы оставить в покое, в том числе и на то, что я была куда слабее его, ровным счётом как и на то, что я была одна, а их было шестеро… Главное, что у Сухонина‑младшего была возможность хорошенько взмылить меня этим вечером, а всё остальное подождёт.

Денис, кстати, сегодня был, как всегда, в своем стиле: несмотря на выпачканные в грязи кроссовки и истёртые джинсы, он был одет в белую рубашку с распахнутым воротом, на манжеты которой он прицепил какие‑то потёртые запонки. Но красоты это ему не прибавляло. Помимо скверного характера Сухонин, в отличие от своей сестры, обладал ещё и весьма непривлекательной внешностью: с вечно намеренно надутыми и без того пухлыми губами, густыми, почти сросшимися бровями и слишком тяжёлой челюстью. Настя, сестра Дениса, ещё более обожаемая дочка управителя Адвеги, напротив, была как специально чересчур хороша собой: на смуглом личике девушки красивые глаза светились, словно два больших янтаря, а на чувственных губках почти всегда играла мягкая улыбка. Свои длинные тёмно‑коричневые волосы Настя обычно собирала в высокий хвост. У неё была очень изящная фигурка, и запястья – тонкие, словно у фарфоровой статуэтки.

Что касается остальной свиты Дениса, то тут лишнего не скажешь: его банда состояла из его злобных и циничных шестёрок, потакающих ему во всех его делах. Прихвостней у Дэна было четверо: Сашка Цветков, занимающий почетное место главной Денисовой шестёрки, сестра Сашки, Ирка – задира, каких поискать, Дима Нильсов или Нильс – мускулистый здоровяк, редко выходящий из спортзала, и Рома Шарапов – высокий тощий парень, который таскался за Дэном и его друзьями, только потому, что он их боялся.

– Что примолкла, мышь?

– Оставь меня в покое, Денис, – прохрипела я.

– Дэн, да чего ты церемонишься? – голос Насти был похож на ядовитый шелест. – Врежь ей уже как следует, а я добавлю.

На губах Сухониной играла сладкая улыбка, а в глазах мерцали искорки игривой жестокости, точно такие же, как и в глазах её брата. Они оба были садистами.

– И я не премину, – то ли ласковым, то ли жестоким тоном добавила круглолицая Ира Цветкова. Её светлые кудряшки,